Православное заволжье

Официальный сайт Покровской епархии

Русская Православная Церковь Московского Патриархата

Святой жил среди нас

Год как архимандрит Кирилл (Павлов) преставился ко Господу. В день памяти старца его вспоминают братия Свято-Троицкой Сергиевой лавры, друзья, чада, ученики.


Оставаться в его сердце

Архимандрит Павел (Кривоногов), благочинный Свято-Троицкой Сергиевой лавры:

— Когда батюшка был уже немощен, одному из афонских старцев был задан вопрос:

— Надо ли выбрать нового духовника братии лавры?

На что тот ответил:

— Если вы изберете нового духовника, вы уйдете из сердца отца Кирилла, а так вы у него в сердце, и он молится о вас.

Конечно, братия единодушно решила оставить духовником отца Кирилла. Его место и за трапезой рядом с владыкой наместником было свободно.

Мы не выбирали никого вплоть до преставления отца Кирилла, чтобы оставаться в его сердце.


Самое главное качество духовника

Митрофорный протоиерей Валентин Радугин, однокурсник:

— Мы учились вместе с тогда еще Иваном Павловым. Он у нас всегда был главным в группе. Он и постарше всех нас был. И потом нас всех собирал уже после учебы. В лесу под Загорском он, будучи уже насельником Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, устраивал нам пикники. У него там был знакомый лесник, и поэтому была возможность в закрытом нетронутом лесу накрывать стол. Мы там отмечали все наши встречи выпускников.

Заехали мы, отцы-выпускники, как-то все вместе к нам с Таньком (это моя матушка) в гости. День был непостный, и на обед на второе нам предложили к гарниру сосиски. Все съели, а отец Феодор:

— Что это тут такое? Я не буду!

А Ваня (так отец Валентин называет отца Кирилла — О.О.) — ничего. Он не ел, но и не возмущался, подойдет потихонечку:

— Валь или Мить (протоиерей Димитрий Акинфеев, также их однокурсник — О.О.), съешь за меня?

Был спокойным, никогда не раздражался так, как иные отцы на женщин:

— Что вы до меня дотрагиваетесь?!

Нет.

— Тань, давай ручку, — и идет с ней.

Иван всегда был простым, приехал ко мне еще в годы учебы в семинарии, я-то был москвич.

— Что, — спрашиваю, — есть будем?

Моя бабушка Таня наварила нам — она ее любила — гречневой каши и тоже положила каждому по котлете, он потихонечку мне свою и отдал.

Когда я уже преподавал в Московской духовной академии, на исповедь приходил всегда к отцу Кириллу. Приду, а он уже старенький, — вот я был эгоист! — он тогда уже старцем был, сколько принимал людей… Говорит:

— Заходи-заходи. Ну что?

— Вань…

— Какой я тебе «Вань»?! Я же уже Кирилл…

— Ванька ты и остался Ванька.

Улыбается.

Я как-то раз был у него, когда он уже лежал, прикованный к постели, взял его за руку, а он узнал меня! Дал конфет, передал:

— Тебе и Танечке.

А моя матушка Таня — его духовная дочь, он опекал ее. Хорошо знал ее, и она его. Она еще до того, как вышла за меня замуж, жила в Коломне и ездила к нему в Лавру на исповедь.

Отец Кирилл был милосердным. Это самое главное качество духовника.


«Великий пример. А именно пример всегда и нужен»

Архимандрит Илия (Рейзмир), насельник Свято-Троицкой Сергиевой лавры:

— Отец Кирилл своей личной жизни не имел. Отдал жизнь служению Богу и Церкви. Он нес очень тяжелый крест. Принимал людей практически круглосуточно. Исповедовал и братию, и стекающихся к нему людей. И во время службы исповедовал, и до, и после. Вечером принимал в келии и до часу ночи, и в два — смотришь: у него еще свет говорит. Когда он спал — одному Богу известно.

А утром к 5-ти уже на братский молебен вставал, он на него никогда не опаздывал. Потом исповедь народа в «посылочной». К половине одиннадцатого каждый день братия собиралась к нему в келию — все вместе читали монашеское правило: три канона с акафистом Иисусу Сладчайшему, потом сам отец Кирилл читал Псалтирь — одну или больше кафизм — или Апостол, Евангелие. После, закрывая Писание, произносил:

— А теперь все на заслуженный отдых!

Вот днем, может быть, и было пару часов отдыха. Может быть, иногда столько же и ночью. А все остальное время он посвящал людям. Когда выдавалось время, свободное от приема, батюшка отвечал на многочисленные письма — также и в отпуске. Великий пример. А именно пример всегда и нужен. Тогда и никаких слов не надо.

Образ отца Кирилла запечатлелся в моем сердце. Никто никогда не видел, чтобы он возмущался или жаловался. А он же всю жизнь был болен, не только в последние годы. Сколько он операций перенес! Но, забывая о себе, помогал людям. Скольких он спас! Многие были на краю погибели.

Отец Кирилл для всех монашествующих был примером. Всегда ходил на братский молебен, не пропускал. Благословляли проповедовать — проповедовал, не отказывался.

Это человек, исполненный любви и милосердия. Многим он помогал встать на путь веры. Сколько к нему семинаристов за наставлениями приходило. Господь всегда воздвигает таких старцев в народе: может, на монастырь или на целую Церковь дать.

В Сталинграде он перенес свое первое воспаление легких. Еще бы: месяц, не вставая, лежать в снегу! Потом всю жизнь это переохлаждение напоминало о себе.

Мне батюшка Кирилл признался однажды:

— Отец Илия, Сталинградская битва — это был ад, кромешный ад. Страшно.

А братии он потом, бывало, напоминал:

— Вы как в раю.

Но после адского Сталинграда, рассказывал, их бросили в дисбате на Западную Украину. И это оказалось еще страшнее. Потому что там бандеровцы стреляли незаметно: с чердака, из распахнутой форточки, из кроны раскидистого дерева. Это были подлые выстрелы в спину. Наши воины гибли там только так.

Отец Кирилл такого насмотрелся на войне, такое перенес, что сразу с фронта в гимнастерке пришел поступать на богословские курсы в Новодевичьем. Отец Кирилл тысячи и тысячи людей спас, придя служить в Церковь.

От того он и такой тяжелый крест болезни понес.


Как он жил и чего нам желал?

Архимандрит Никодим (Деев), насельник Свято-Троицкой Сергиевой лавры:

— Отец Кирилл покорял своей любовью. Он всех прощал. Какой же он был смиренный! Была у него богослужебная награда: второй крест, так он в нем служил только на Пасху — когда братия просили.

В своей жизни отец Кирилл руководствовался наставлением преподобного Амвросия Оптинского: «Жить не тужить, никого не осуждать, никому не досаждать и всем мое почтение», — чего и нам всем желал.


«Иди и спроси у Преподобного, что он тебе скажет…»

Иеродиакон Илиодор (Гариянц), насельник Оптиной Пустыни:

— Когда я только выбрал монашеский путь, я поступил в Свято-Троицкую Сергиеву лавру, нес почти в течение четырех лет — с 1985 по 1989 годы — послушания у отца Кирилла (Павлова). Думал, что так и останусь в Лавре, но батюшка Кирилл сказал:

— Ты подожди…

Наступает 1989 год, и он благословляет меня в Оптину пустынь. Вызывает к себе и говорит:

— Георгий (так меня звали до пострига), тебе завтра уже надо ехать в Оптину.

Я даже растерялся:

— В какую Оптину?!

А батюшка мне:

— Это — монастырь, Оптина пустынь, открывается в Калужской области под городом Козельском.

«Что за Козельск? — думаю я. — Козел там, что ли, какой или козы живут? Ни разу не слыхал!»

Говорю:

— Батюшка! Господь с вами! Какой Козельск?! Куда я поеду? Никуда я не поеду!

А отец Кирилл улыбается:

— Ты поезжай, поезжай! Там — монастырь… А почему ты не хочешь?

— Прежде всего, потому что там не будет вас!

А старец Кирилл отвечает:

— Там будет отец Илий!

Я тогда еще грешным делом подумал: «Ну, какой такой Илья может сравниться со старцем Кириллом?»

Батюшка Кирилл стал моим первым духовником. Так я тогда и сказал отцу Кириллу. А он в ответ опять улыбается:

— Нет-нет, ты поезжай!

Я перед ним на колени упал:

— Батюшка! Хотите — выгоняйте меня, но я туда не поеду!

Смотрю, он замолчал, опустил голову. Рассердился даже. После паузы говорит:

— Так, ну ладно, раз ты меня не слушаешь, иди к преподобному Сергию в Троицкий Собор! И спроси у Преподобного, что он тебе скажет...

Я усомнился: «Ну, как это я у раки благословлюсь? Что, мощи Преподобного мне что-то скажут, что ли?»

Вслух говорю:

— Батюшка, да вы что?..

А он мне:

— Все! Иди!

Встал и вышел.

Разговор наш происходил внизу, в посылочной, где обычно старец принимал народ. А он поднялся к себе в келью на втором этаже. Я опешил, стою весь бледный, ноги трясутся… Не знаю, что и делать. Но пошел к Преподобному, раз батюшка благословил. Иду, а у самого — слезы в три ручья, рыдаю, думаю: «Ой, вот это попал! Как с батюшкой-то Кириллом расстаться?! Четыре года у него окормлялся, а теперь иди в какую-то Оптину, в Козельск какой-то, к какому-то Илье!» Доплелся с этими мыслями к преподобному Сергию. А это был день, когда там читался акафист Божией Матери. Пятница или воскресенье — сейчас не вспомню. В общем, собрался народ и величает Богородицу. Я боком протиснулся сквозь толпу к раке с мощами Преподобного, рухнул на колени, уперся головой в раку и плачу навзрыд, думая: «Что делать?!.. Как быть?!» Вот так и повторял. Но ничего в голову не приходило, кроме: «Козельск! Оптина!» Я ведь впервые эти названия от старца Кирилла и услышал. Но что это за Оптина?.. Пока минут 30 читался акафист, я все плакал, стоя на коленях на полу. Но вот акафист закончился, люди начали прикладываться к иконе и потихоньку расходиться. Скоро должны были прийти уборщицы, и меня тоже попросили бы выйти из храма. А я так ничего и не понял. Батюшка-то вразумлял: «Преподобный тебе все скажет!» Опять я заплакал, направил последние силы к молитве и спрашиваю: «Господи! Ну что мне делать-то?.. Преподобный, что делать мне?!»

Вдруг толпа шарахается в сторону, и я слышу голос:

— Иди в Оптину!

Думаю: «Ничего себе! Галлюцинации, что ль?» Ведь кроме меня никто не мог знать о моем деле. Я на коленях, люди в храме, чей же это мог быть возглас? Надо, думаю, еще послушать… Опять я заплакал. Проходит еще минут пять или десять, и вдруг снова слышу:

— Иди в Оптину!

Уже громче, настойчивее. Я аж подпрыгнул на месте, а слезы высохли. Это не галлюцинация, а чей-то окрик. Поднимаюсь с колен и вижу такую картину: один блаженный перелез на солею, а монахи схватили его и выпроваживают. Выталкивают его, а я вытянулся во весь рост и понял, что слова-то эти от него исходили. Я к нему:

— Чего? Чего?

Про Оптину-то мне только батюшка Кирилл один и говорил. А он мне в ответ:

— Я тебе сказал: иди в Оптину!

Но тут его уже утащили.

Я встал как вкопанный, думаю: «Ну ладно!» И поплелся назад, к отцу Кириллу, а он меня спрашивает:

— Ну, что тебе сказал Преподобный?

И улыбается, слегка прищурившись.

Я отвечаю:

— Ну что? Сказал: «Иди в Оптину!» Блаженный там один был...

А отец Кирилл мне:

— Ну ладно, пошли!

И мы отправились в келью, где отец Кирилл читал нам по вечерам.

Так я и оказался в Оптиной.


Суть духовной жизни

Схиархимандрит Илий (Ноздрин):

— Отец Кирилл особенно подвизался в изучении и исполнении Евангелия, — это суть духовной жизни.

В конце жизни понес крест, который не каждый выдержит. Без ропота столько лет лежал, за всех молился.


«Путь это будет не простой…»

Матушка Ольга Тихонова (Зотова):

— Меня к отцу Кириллу отправил мой папа отец Алексий Зотов. Он мне как-то сказал:

— Тебе нужен духовник, — и попросил работавшую у нас в храме святых мучеников Флора и Лавра на Зацепе рабу Божию Фаину, окормлявшуюся у отца Кирилла, отвезти меня к батюшке.

Так я стала ездить к отцу Кириллу еще в Лавру. Запомнилась посылочная под Трапезным храмом преподобного Сергия, где отец Кирилл не одно десятилетие принимал народ. Она делилась на два небольших помещения: в первой комнате размещался ожидавший встречи народ, а во второй старец исповедовал и беседовал.

Исповедь у отца Кирилла всегда была огромным утешением.

— Если ты в каком-то грехе раскаялась, потом этот грех уже не вспоминай, — дал он как-то наставление.

Иногда дожидаться своей очереди приходилось долго, все это время в первой комнатке читалась вслух Псалтирь.

Кстати, там же, в посылочной, у батюшки жила кошечка. Он очень любил животных. Кормушки для птичек вывешивал. Говорят с его слов, что, пережив под Сталинградом чувство мертвящей адской тишины («Хоть бы птичка какая чирикнула, кошка мяукнула — ничего!»), он потом очень радовался этим Божиим созданиям.

Когда ты оказывался в его маленькой келейке, поражала ее простота: там были иконы и сидел батюшка, которому говорить можно было всё. Не каждому можно открыть душу, а отцу Кириллу можно было! Он никогда не ругался, ни на чем не настаивал. Хотя иногда и строго мог остановить:

— Это неправильно.

Нельзя сказать, что он тебя постоянно по головке гладил. Нет, этого не было.

Когда речь заходила о каком-то грехе, в котором ты, может быть, еще не совсем раскаивался, он прямо говорил:

— Вот этого делать нельзя. Надо вести себя по-другому, по-Божьему.

Конечно, выслушав его вразумление, ты уже старался поступить так, как сказал старец.

Батюшка никогда не настаивал:

— Ты иди в монастырь, ты выходи замуж.

Он советовал прислушиваться к велениям своего сердца: если оно склоняется к семейному образу жизни, тебе хочется детей — вот и выходи замуж (или женись), а нет — так попробуй пожить в монастыре — может, тебе понравится.

Меня батюшка Кирилл благословил на брак, правда, сказал:

— Путь этот будет не простой.

Я четко с самого начала осознавала, что если выйду замуж, то только за того, кто станет священником. Так и получилось.

Первый ребенок, который у меня родился, умер. Я была в безутешном состоянии. Пришла к отцу Кириллу. Это было 20 мая 1997 года. Он принимал уже в Переделкино. Конечно, самым большим желанием было окрестить ребенка, мой супруг отец Александр стоял под дверями родильной палаты, готовый совершить таинство Крещения, но его никто не пустил. Врачи бросились реанимировать младенца и не смогли.

— Самое главное: Господь и намерения приемлет, — сказал мне отец Кирилл, выслушав рассказ о нашем горе.

Никто меня так не мог на тот момент утешить, как это сделал отец Кирилл.

Его слово всегда было с какой-то благодатной силой. Ты ощущал, что не с простым человеком общаешься.

Потом у меня родилось еще трое детей, последние — двойняшки.

Однажды, помню, я приехала на Светлой седмице в Лавру, и мне очень хотелось причаститься. Но я не говела. Я подошла на исповедь к одному иеромонаху, он мне не разрешил. Но мне все равно очень хотелось причаститься и, оказавшись у отца Кирилла, я спросила разрешения у него, и тогда батюшка четко ответил:

— Даже если идет Светлая седмица, хотя бы один день надо перед Причастием поститься.


Мы и сейчас у него испрашиваем благословения, молитв

Архимандрит Захария (Шкурихин), насельник Свято-Троицкой Сергиевой лавры:

— Батюшка Кирилл, конечно, угодил Богу. Господь слышит его молитвы. Не зря люди стекаются к его могилке. К пустому колодцу, как говорят, народ не идет. Одна раба Божия, которая ухаживает за могилкой, рассказала недавно, как она однажды подошла к могилке, а там шоколадка лежит в металлическом футлярчике, из дорогих. «Ах!» — и тут же видит, как к ней протягивается чья-то рука и шоколадку забирают.

— Не досталось, — опечалилась эта раба Божия, — от батюшки благословения... Батюшка, пошли мне такую же!

Помолилась, ушла, возвращается: там такая же шоколадка лежит.

Я и сам помню, когда служили перед отпеванием отца Кирилла литургию, мне благочинный отец Павел сказал:

— Подмени архиерея.

Я вышел на улицу причащать народ. А было холодно, шел снег. А я мерзляк, быстро заболеваю. Иду с Чашей мимо гроба: «Батюшка, помолись...»

Выхожу, а тут еще в какой-то момент старушка подходит:

— Батюшка, я поздно приехала, всю ночь в храме молилась, но исповедоваться не успела. Я постоянно к отцу Кириллу ездила, причастите меня.

А как причастишь без исповеди?

— Что же ты так?

— Батюшка, ну, пожалуйста.

— Называй грехи.

Исповедовал ее там, прочитал разрешительную молитву, причастил.

Я там достаточно долго пробыл на улице, снег падал и таял прямо на мне, я весь вымок, но удивительно: не заболел. Для меня это маленькое чудо.

Таких моментов после смерти отца Кирилла у каждого много. Постоянно братия и приезжающие паломники прикладываются ко кресту на могиле отца Кирилла, просят благословение, испрашивают молитв.

Я каждую пятницу беседую с волонтерами. Благословишься у отца Кирилла:

— Батюшка, помолись, — и идешь уже с упованием, что все необходимое слушающим тебя скажешь.

Отец Кирилл очень многим писал, оказывается, письма. Одна бабулька с Алтая как-то сказала:

— Отец Кирилл мне каждый год присылает собственноручно написанное поздравление с Пасхой.

Это совершенно простая бабушка, она и была-то у отца Кирилла один-два раза в жизни, а он ее помнил и поздравлял.

На праздники у отца Кирилла всегда было настолько радостное благостное состояние, что от одного его вида становилось тепло.

Когда я в первый раз попал к отцу Кириллу в келью, еще студентом, мы пришли поздравить его на Рождество Христово, я увидел его, и меня пронзило явное ощущение святости. Освящено было все: даже сама его келья, все, что находилось в ней. Даже самые обыденные вещи, не говоря уже о святынях, иконах с лампадками. Был у батюшки и осколок камня преподобного Серафима Саровского.

Я, помню, мы, студенты, зашли, поздравили батюшку, а он был такой радостный, принял нас так тепло, по-родственному, по-отцовски, всем подарочки раздарил, еще и по червонцу вручил каждому — по тем временам приличная сумма.

Потом я уже попал к отцу Кириллу на исповедь, тогда он меня и благословил на монашество. Исповедь он принимал молча, ничего не спрашивал. Если сам задашь ему вопрос, ответит кратко и по существу. Не помню, чтобы он кого-то из известных мне семинаристов или братии на исповеди хоть раз отругал. Впрочем, он говорил, что монашествующих или семинаристов не так сложно исповедовать, вот мирских — это да.

А меня, как исповедующего, как раз однажды и отчитал: не надо монаху с конкретными рекомендациями вмешиваться в семейную жизнь.

Сам отец Кирилл на вопросы к нему, как поступить, всегда отзывался:

— А сам ты что думаешь?

Если человек отвечал определенно, и это не противоречило заповедям, батюшка благословлял:

— Давай так.

Но это оптимально для мирских. А будучи уже монахом, помню, как-то получил от одного из наших братий наставление:

— Что же ты делаешь? Свою волю творишь? Отец Кирилл, конечно же, не будет тебе перечить. Ты его лучше сразу спроси: воля Божия какова?

И действительно: тогда уже спросишь, а батюшка задумается, помолится и даст — иногда и не сразу — ответ, и это всегда было лучшее решение.


Святая жизнь, продолженная на Небесах

Митрофорный протоиерей Владимир Чувикин:

— Отец Кирилл был ангел во плоти. Молитвенник за Русь Святую, за Церковь Русскую, за всех нас. Я помню, мы приходили к нему за благословением, еще когда учились в семинарии-академии. Потом я у него был на ставленнической исповеди перед хиротонией.

Батюшка всегда был очень милостивый, сострадательный — можно сказать, неземной житель. Потом, когда батюшка был в Переделкино, я также несколько раз бывал у него. Имел счастье постоять возле батюшки, увидеть его лик, поцеловать ручку. С ним чувствовалась защита: его молитвами Господь помилует нас.

Старец и словами учил, и самим своим образом: кротости, терпению, смирению. Святой жил среди нас.

Теперь, когда батюшка ушел в иной мир, мы осиротели. В то же время — это наш молитвенник на Небе. Батюшка еще при жизни здесь, на земле, был не от мира сего, святой жизни, — ее и продолжает. Он имеет дерзновение ходатайствовать за нас, странствующих еще в этом мире.

 
Поделиться в: