Болеет душа. Дух — исцеляет

Стоит ли скрывать: мы предпочли бы не видеть рядом с собой в храме — как, впрочем, и во всей остальной нашей жизни — этих несчастных. Они доставляют немало хлопот, бывают неприятны, могут вывести из себя. Что с ними делать, как себя вести — нам в большинстве случаев неизвестно, мы же, в конце концов, не психиатры…

Но мы — христиане, и для нас не должно быть людей второго сорта. Если мы на секунду представим себя на месте этого человека, вернее сказать, в его больном мире, из которого он не в силах вырваться… мы поймем, насколько мучительна его жизнь. И до нас дойдет наконец-то, что в болезни своей этот человек так же не виноват, как мы сами в своих хворях.

Об отношении к психически больным людям, о том, что нам необходимо о них знать, мы беседуем с доктором медицинских наук, профессором, заслуженным врачом РФ Федором Кондратьевым.

— Федор Викторович, прежде всего — каким должно быть наше отношение к этим людям?

— В 1828 году в Санкт-Петербурге открыли первую в России государственную клинику для психических больных под патронатом императрицы Марии Федоровны. Больница была названа в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость». Ее устав требовал от врача: «Имея сожаление к ближнему твоему, потерявшему драгоценнейшее для человека — рассудок, не отказывай подать ему руку благодательной помощи и страшись не признать его себе подобным». Это был первый в мире устав, заметно опередивший подобные предписания в «цивилизованных» странах. Прихожане Дома Господа нашего Иисуса Христа также должны страшиться счесть себя более достойными членами Его Церкви, чем их братья и сестры, страдающие психическими расстройствами. Напомню: на Руси психически больных называли «божьими людьми» и опекали в монастырях.

Психическая болезнь может накрыть любого человека — так же как и всякая другая. Это не та болезнь, в которой человек виноват сам: это приходит однажды, как инфаркт или инсульт. Это болезнь, которая в какой-то момент начинается, развивается и при надлежащем лечении (а то и сама по себе) кончается: человек выздоравливает. Кто-то выздоравливает совсем, а кто-то получает группу инвалидности. Ну вот как я, допустим, после инсульта получил инвалидность, а кто-то сразу после инсульта начинает бегать.

Конечно, психические болезни очень разнообразны как по причинам своим, так и по течению, и по исходу. Есть патология врожденная: родился с неполноценным головным мозгом, и в норму его мозг уже не придет. Но с течением жизни человека и такой мозг адаптируется к миру. И если такой человек получает хорошее, доброе воспитание, если о нем заботятся, насколько возможно, его развивают — сколько мы знаем таких случаев, когда сначала казалось, что и говорить ребенок никогда не научится, а потом он успешно заканчивает коррекционную школу, работает. И какие-то общественно опасные действия эти люди совершают во много раз реже, чем психически здоровые.

Другой вариант: человек рождается здоровым, растет, учится, становится профессионалом, добивается успеха… И только в зрелом возрасте или в старости у него появляются признаки психического заболевания. Болезнь Альцгеймера, о которой, наверное, многие слышали, поражает людей после шестидесяти лет. А до шестидесяти они могут быть кем угодно, даже президентами, как Рональд Рейган. Это при том, что болезнь Альцгеймера заложена в человеке генетически. Она просто до поры до времени спит, никак себя не проявляя. Ее будят другие болезни и сама по себе старость, которая нарушает обмен веществ в организме.

Чтобы нам с вами дальше рассуждать о психических болезнях и людях, которые ими страдают, нужно запомнить некоторые фундаментальные вещи.

С античных времен, с апостола Павла и до последнего времени человек рассматривается как трехуровневое единство: телесная составляющая, душевная (или психическая) и духовная. Причем составляющие эти, с одной стороны, обладают определенной независимостью друг от друга, с другой — они неразрывно связаны и непосредственно друг от друга зависят. Душевные расстройства — это нарушения психических функций, происходящие от расстройства нашего биокомпьютера (головного мозга). А биокомпьютер наш питается от тела — энергию ему подает только оно. И через тело на него можно воздействовать: допустим, выпили мы с вами по 200 граммов водки, и начинаем говорить то, о чем потом будем очень жалеть. Тело уязвимо, душа — через него — тоже. А вот духовная сфера — она болеть не может, потому что у нее нет субстрата. Дух в человеке — это то, что связывает его с Богом. И на него нельзя воздействовать через тело. Дух может корригировать душу человека, направлять его поведение, поступки.

Вот, допустим, больной шизофренией. Он слышит какие-то голоса, которые приказывают ему совершить преступление, кого-то убить. Но если этот больной — верующий человек, он знает, что убийство — страшный грех, что голоса эти не могут быть нормальными, что приказ выполнять нельзя. И он обращается к Богу: «Избавь меня от этого». И Господь избавляет человека от страшного искушения болезни. У меня был пациент, которому его «голоса» приказывали выткнуть мне глаза двумя пальцами. Но он был верующий человек, он осенял себя крестным знамением, и это наваждение проходило.

Или бред преследования: человеку кажется, что соседи хотят его убить. И тут поведение больного может быть разным в зависимости от духовной сферы, от того, имеет ли он связь с Господом. Если он человек религиозный, духовный, он будет молиться: «Господи, останови их, скажи, что я им не враг». А человек, для которого Бога не существует, просто пойдет и сам убьет этих соседей. Таким образом, высшая духовная составляющая человека может быть контролером и корректором тех расстройств, которым подвержены низшие его составляющие.

Говоря об отношении к психическим больным, мы должны вспомнить слова Христа: Смотрите, не презирайте ни одного из малых сих; ибо говорю вам, что Ангелы их на небесах всегда видят лице Отца Моего Небесного (Мф. 18, 10). Человек с поврежденной психикой так же дорог Создателю и так же значим для Него, как и любой из нас.

Но просто осознавать, что этот человек не хуже, — недостаточно. Наш долг — по мере возможности помочь ему, протянуть руку помощи и ни в коем случае не смеяться над ним, не насмехаться. Да, у нас сложилось так, что к психически больным отношение плохое. С одной стороны, говорят, что надо им помогать, а в практической жизни они нередко становятся изгоями общества. Между тем среди больных шизофренией есть и лауреаты Нобелевской премии, и чемпионы мира по шахматам, и прекрасные математики. У них проблемы не в интеллектуальной, а в совершенно другой сфере. Поэтому не надо их отделять: они такие же, как мы. Ну, заметили вы, что человек немножко странный: не так держится, не то говорит, молится в храме не так, как все. Это его особенности. Не надо показывать этому человеку, что вы видите в нем какую-то странность. Ни в коем случае не надо ущемлять его достоинство. Нельзя, чтоб он почувствовал, что он здесь лишний, что его гонят. Наоборот, нужно всячески пропускать его вперед.

— Но как быть, если этот человек просит у тебя помощи, причем просьба его совершенно неадекватна и неисполнима? Когда я еще работала в светских СМИ, такие люди приходили ко мне регулярно и просили, например, защитить их от следящих за ними инопланетян. Разубеждать, пытаться разрушить бредовую идею здравой логикой бесполезно?

— Да, бредом называется умозаключение, не поддающееся переубеждению. Лучше всего в таких случаях сказать гостю, что он обратился не по адресу: «Это не в моих силах, я не занимаюсь космосом».

— Стоит ли советовать явно больному человеку обратиться к врачу? Прямо сказать: «На мой взгляд, Вам нужен психиатр». Это сработает или лучше не надо?

— Иногда больные сами чувствуют, что им необходима помощь, и подсказка со стороны помогает им преодолеть сомнения, нерешительность. Но это именно иногда. Чаще реакция на такой совет бывает негативной: «Сама ты сумасшедшая» или «Я все понял, вы в сговоре с моими врагами и хотите запереть меня в психушку». А в некоторых случаях сказать человеку, что он болен, — значит, подтолкнуть его к самоубийству. Вообще, беседовать с человеком на такие темы должен специалист, врач. Не будучи специалистом, лучше, наверное, не рисковать.

— Ну а если человек явно опасен — агрессивен, высказывает угрозы, ходит с какой-нибудь дубиной? Или другой вариант — опасен для себя самого, например наносит себе увечья, пытается покончить с собой?

— Тогда надо обратиться к психиатру по месту жительства этого человека, объяснить ситуацию. Такой человек может быть недобровольно доставлен в клинику, где его должна осмотреть комиссия из не менее чем трех штатных врачей-психиатров. Комиссия приходит к выводу: необходимо или нет лишать человека свободы, то есть независимо от его согласия помещать в стационар. Если необходимо, врачи обращаются в суд, который принимает решение о помещении больного в стационар и обязательном его лечении. Нужно помнить: ограничить свободу человека или лишить его свободы вправе только суд. Однако это далеко не всегда необходимо. То, что вас пугает в вашей соседке, например, может оказаться вовсе не столь уж опасным. Психическое состояние человека — дело тонкое, разобраться в этом могут только профессионалы.

— Где граница между человеком, который не может нести ответственность за свое болезненное поведение, и человеком, который все-таки может ее нести, хоть и не совсем здоров?

— Вы задали сложнейший вопрос. Понятие нормы далеко не однозначно. Какой рост человека можно назвать нормальным? Можно, конечно, вычислить среднее арифметическое число, но где граница между этой абсолютной нормой и так называемыми пограничными состояниями? Понятие нормы не должно быть статичным, заданным раз и навсегда: понятие нормы функционально. Для того чтобы хорошо играть в баскетбол, желательно иметь рост два двадцать, а чтобы работать ассистентом фокусника в цирке, лучше быть метр сорок. Один и тот же человек может быть совершенно непригодным, ненормальным для исполнения одних функций, но в других жизненных ситуациях он может оказаться, так сказать, гипернормальным. Я считаю, что если человек правильно ориентирован в ситуации, понимает в ней роль и позицию своего «я», адекватно прогнозирует свои поступки и их последствия, то это нормальный человек. И отсюда следует юридическая формула вменяемости или невменяемости: понимает ли человек значение своих действий или нет, и насколько он может ими руководить. Но бывают и состояния ограниченной или не полной вменяемости: психически больной, совершивший противоправное действие, признается вменяемым, но имеющиеся у него психические расстройства ограничивали его свободу действий, что должно судом учитываться по заключению судебно-психиатрических экспертов.

В целом судебно-психиатрическая экспертиза — дело сложное: иногда, казалось бы, явно нелепый поступок не является результатом психического расстройства. А когда-то наоборот: все вроде бы нормально, но исток этого «нормального» действия идет от несомненной психопатологии. Ну, к примеру, человек убивает свою жену. Его спрашивают: «За что ты ее убил?». — «Она мне изменяла. Я ей говорил, она не исправлялась. Я ей сказал: “Если будешь дальше с любовниками крутиться, я тебя прибью”. Но она все равно продолжала так себя вести, и я ее убил». Как это оценить? Конечно, это убийство. Конечно, убивший понимал, что убивает. Он понимал, что делал, и верно прогнозировал те последствия, которые могли наступить для него: тщательно скрывал следы своего преступления, обеспечивал себе алиби, надеясь таким образом уйти от ответственности. Это одна сторона. Но есть и другая. У него не было никаких причин так ревновать свою жену: она не изменила ему ни разу на самом деле. Любовники жены — это его бред. Он действовал, исходя из своей бредовой идеи. Оттуда пошло неправильное действие, которое, если этого не знать, внешне может выглядеть как психологически понятное, нормативное.

— Полагаю, в данном случае мы видим две патологии: одна — психическая, другая — нравственная. Вы ведь говорили уже, что религиозный, нравственный человек, даже и в состоянии бреда находясь, так не поступит. Он уж скорее молиться будет за свою жену и плакать.

— Да, конечно, и я знал такого больного: он молил Бога, чтобы Тот остановил его жену, которая, как ему казалось, вела блудный образ жизни. Как мы уже говорили, нравственная ориентация психических больных играет очень большую роль в их поведении. Поэтому все религиозные люди, я имею в виду, конечно, тех, кто исповедует традиционные религии, даже и в состоянии болезни совершают намного меньше общественно опасных действий, чем больные, у которых нет никаких сдерживающих мотивов. Это проверено, об этом статистика говорит. Потому что духовность (суть духовного уровня) является главным ревизором, который определяет конкретное социальное поведение и психических больных, и психически здоровых людей.

К сожалению, с духовностью, с религиозной нравственностью у нас плохо. Напомню, что советская власть началась с ожесточенной пропаганды «воинствующих атеистов», массовых уничтожений религиозных святынь, церквей и монастырей и демонстративных репрессий духовенства. В 1937 году было решение Политбюро ЦК ВКП(б), что к ХIХ съезду партии большевиков «в СССР не должно остаться ни одного попа». И уже в 1937–1938 годах был расстрелян каждый второй (!) священнослужитель Русской Православной Церкви (более 100 тысяч человек). Только на Бутовском полигоне НКВД под Москвой с августа 1937 по октябрь 1938 года были расстреляны и похоронены 20 765 человек. Среди них — немало пострадавших за веру. А ведь религиозность определяет нравственное поведение человека: снижение религиозности неминуемо ведет к повышению преступности. Это доказано, и не надо удивляться, что у нас, в стране с низкой религиозностью населения, высокая преступность. К этому можно добавить еще одну беду: недавно получила официальную регистрацию «Сатанинская церковь РФ», ее нравственные предписания прямо противоположны христианским.

— Есть ли основания считать, что количество психически больных сейчас возрастает? Или их всегда одинаково примерно, во все времена?

— Ну, чтобы говорить обо всех временах, нужно иметь статистику. Статистикой стали заниматься лишь в середине XIX века. На сей день известно, что страдающих шизофренией практически во всех странах где-то около одного процента от общего количества населения. По тем данным, которыми мы располагаем, этот показатель не растет и не убывает. Данные могут, конечно, разниться, но это больше зависит от того, насколько профессионально организована психиатрическая служба в той или иной стране, в тот или иной исторический период. Если психиатров нет, то никто и не ставит диагноз. В основе шизофрении лежат патобиологические факторы, патодинамические сдвиги в мозгу человека, какие точно — сказать мы на сей день не можем, откуда они берутся — тоже непонятно. В 1957 году тому, кто откроет причины шизофрении, была обещана Нобелевская премия. К сожалению, пока нобелевская медаль не востребована. Мне представляется, что современная наука исчерпала свои возможности, и необходимо какое-то принципиально новое открытие, которое покажет путь к пониманию, как это было при открытии рентгеновских лучей в отношении ряда болезней. Поэтому говорить о процессе роста количества заболевших, об обусловленности этого роста какими-то внешними, социальными причинами не приходится. Другое дело — количество преступлений, совершаемых в том числе и больными людьми. Вот оно вполне, как мы отмечали, может зависеть от нравственного состояния общества.

— Самая тяжелая, пожалуй, ситуация — психически больной человек в семье. У моих знакомых, двух взрослых сестер, больная мама. Когда-то была вполне нормальным кадровиком на заводе. Сейчас утверждает, что дочери приносят ей отравленные продукты, что они сговорились ее уморить, чтобы получить квартиру… Квартира страшно захламлена, прибрать ее больная не позволяет. Лечиться категорически отказывается: «В психушку меня хотите упрятать, не выйдет» и т. д. На старшую из дочерей, с которой я общаюсь, уже жалко смотреть. Где выход?

— Проблема реально очень сложная. Я полвека в психиатрии, и не могу дать вашим знакомым исчерпывающей рекомендации — как поступить. Сами, без помощи врача, вы помочь не можете. А как поместить маму в психиатрическую больницу? Привезти ее туда принудительно? Психиатр ее осмотрит, убедится, что она бредовая, и примет ее в больницу, но надо думать о том, что будет после выписки. Она же вам не простит, ваши отношения окончательно зайдут в тупик. Ну что же делать — такая ситуация. Главное — не вступать в бесполезные споры. Молча убрать те продукты, которые она считает отравленными, предложить ей что-то другое.

Бывало, что я родным советовал незаметно в пищу подкладывать лекарства — когда-то просто успокаивающие, а когда-то и те препараты, которые купируют бредовые идеи, — антипсихотики. Но это далеко не у всех получалось, и это тоже рискованно. Потому что, не дай Бог, больной заметит, что вы что-то подмешали ему в кашу. Тогда уж никто не переубедит его в том, что вы хотите его отравить.

Это горе, когда психическая болезнь входит в семью. С этим настоящим горем многие другие горести не сопоставимы.

— Но ведь прежде, чем рекомендовать препараты, которые подмешивались в кашу, Вы должны были, как минимум, осмотреть больного. Вряд ли Вы стали бы назначать лечение заочно. Как Вы встречались с пациентом, не желающим обращаться к врачу?

— Когда родственники больного, члены его семьи умные, это получается. Мама одного моего пациента пригласила меня к ним домой. Сыну она при этом сказала: «Вот, это психолог, я попросила его с тобой поговорить, помочь тебе найти какой-то выход из твоей ситуации». (А сын к тому времени бросил работу, ни с кем не общался, находился в очень тяжелом состоянии.) Я сразу постарался установить с ним контакт, был мягок, подчеркивал, насколько можно, его положительные социальные стороны. Главное — я не грозил ему никаким насилием, не говорил: «Поедешь сейчас со мной в дурдом». Этот молодой человек был художником. Он показал мне свои картины — хорошие, на самом деле. Он видел, что я пришел с добром и не собираюсь совершать в отношении него какие-то насильственные действия. Так удалось поставить диагноз, дать рекомендации по лечению. Оно помогло.

— Что должен знать священник о психических болезнях? Должен он иметь психиатрическую подготовку, хотя бы какую-то начальную?

— Конечно. Бывают такие ситуации, когда важно дифференцировать: кто должен заниматься этим человеком, священник или психиатр. Особенно когда речь идет о так называемых религиозных психозах или сатанизме том же. В ряде случаев человека совершенно необоснованно направляют в психиатрическую больницу, в то время как священник своей духовной молитвой, своим вниманием, любовью вполне может вывести человека из этого неадекватного состояния. И не только священник, а прихожане или, может быть, родственники, друзья — те верующие, которые этого человека знают. Я не призываю к экзорцизму, к отчиткам — это совсем необязательно там, где достаточно общей молитвы: …если двое из вас согласятся на земле просить о всяком деле, то, чего бы ни попросили, будет им от Отца Моего Небесного (Мф. 18, 19). А когда в этих случаях направляют в психиатрию, бывает только хуже.

Но бывает и наоборот: человеку действительно надо лечиться у психиатра, а верующее окружение, община уповает исключительно на молитву. У священника должны быть какие-то представления, чтоб он мог хотя бы предположить психическое заболевание и обсудить проблемы своего прихожанина с психиатром; чтоб врач и священник в дальнейшем работали в контакте. Тогда они смогут человеку помочь. А если пастырь будет явно психически больному человеку твердить: «Кайтесь, кайтесь, кайтесь», то больной может этого и не вытерпеть, и проявить агрессию по отношению к священнику.

В Основах социальной концепции Русской Православной Церкви, в разделе «Здоровье личности и народа» сказано: «Попечение о человеческом здоровье — душевном и телесном — искони является заботой Церкви. Однако поддержание физического здоровья в отрыве от здоровья духовного с православной точки зрения не является безусловной ценностью. Господь Иисус Христос, проповедуя словом и делом, врачевал людей, заботясь не только об их теле, но наипаче о душе, а в итоге — о целостном составе личности. По слову Самого Спасителя, он врачевал всего человека (см.: Ин. 7, 23)».

— Одержимость бесами — это реальность? Врач бессилен помочь такому человеку?..

— Адские силы, противопоставившие себя Богу, и их воздействие на людей — это реальность, безусловно. Об этом говорит Священное Писание. И если это с человеком происходит, то средства нужны не психиатрические, а иные, духовные. У меня была такая подопечная — Катюша, девушка из верующей, православной семьи. Она училась в 1‑м медицинском институте, и ее как-то затянули в секту сатанистов. И когда она осознала, что она Бога предала, то попыталась из секты уйти. Сатанисты не оставили ее в покое, конечно, они стали ей звонить, угрожать, преследовать, шантажировать. Но беда не только в этом была, а еще и в том, что у нее возникали приступы одержимости. Я это наблюдал в Троице-Сергиевой Лавре: они были там с мамой, Катя должна была приложиться ко кресту, и вдруг ее начало ломать, она стала кричать, материться. Несколько мужчин пытались ее держать, но не могли: такая сила необыкновенная в этот момент появляется, что ее трудно даже представить себе в хрупкой девочке. Она палки металлические может сгибать в таком состоянии. Ну а через некоторое время это у нее прошло. Они с мамой вышли на паперть, я подошел к ним, сказал маме, что я психиатр, что, если она этого хочет, я сейчас свяжусь с коллегами, и мы постараемся помочь. Катю госпитализировали, поставили диагноз «шизофрения». А потом я пришел к выводу, что никакой шизофрении у нее не было, а была вот именно одержимость.

Мы занялись Катиной судьбой; самый хороший период был, когда она стала писать иконы — очень хорошие, я много их видел. Она работала в иконописной мастерской при Высоко-Петровском монастыре. И такая светлая, добрая была — каждый раз, когда приезжала домой из своего монастыря. Ну а те бывшие ее друзья продолжали звонить ей, угрожать. Катя уже из дома выходить боялась, потому что сатанисты встречали ее у подъезда. И в конце концов она выбросилась с одиннадцатого этажа. Она понимала, что продавала свою душу дьяволу, хоть и покаялась потом в этом. Она боялась, что сатанисты все равно найдут способ затащить ее к себе обратно, что они ее убьют.

— Значит, проблема была вовсе не в психическом здоровье этой несчастной девушки, а в том, что православная среда ее не спасла, не удержала, не успокоила, не отмолила, наконец?

— Конечно, это не было психиатрической проблемой. Нужно было, чтобы она не чувствовала себя одинокой, могла с кем-то поговорить, показать свои иконы, задать свои вопросы. И почему-то этого не хватило для нее у верующих, церковных людей. А те — люди погибели — не хотели свою добычу терять.

— Из всего, что Вы сказали, можно сделать вывод: психическая болезнь не перекрывает для человека дорогу к Богу, не препятствует его духовной жизни и, в конечном итоге, спасению души. Значит, она не должна повергать в уныние ни самого больного, ни его родных. Это так?

— Вы, конечно, знаете присказку: «Лучше быть здоровым и богатым, чем бедным и больным». Да, лучше быть здоровым, но все происходит по воле Божией, и лучше жить без уныния с какой-то психической патологией, чем быть психически здоровым и страдать от уныния — это может привести к самоубийству даже без всякой психической болезни. Уныние — не болезнь души, а страдание духа от дел греховных.

Беседовала Марина Бирюкова