Мы повторяем молитвы и думаем, что Бог их слушает

Мы обращаемся к Богу в надежде, что Он сделает то, что мы должны

Для меня радость — свидетельствовать о том, что волнует меня до глубины сердца, о том, что производит ослепительно яркое впечатление, порой мимолетно, порой — навсегда, в контексте, в ситуациях нашей жизни. Свидетельствовать о том, что видели наши очи, что осязали наши руки, что слышали наши уши (1 Ин 1:1), свидетельствовать о том, что просветило наш разум, углубило наше сердце, направило нашу волю, достигло самого тела нашего, так что оно стало более восприимчиво к благодати.

Я буду говорить о молитве и о деятельности, но особенно хотел бы остановиться на молитве, или вернее, на многосложном сочетании молитвы и деятельности, которое непрерывно выражается и плодотворным размышлением, и жизнью, питаемой углубленной мыслью, и максимальной трезвостью в ситуациях нашей жизни.

Я хотел бы для начала сказать несколько слов о связи молитвы с жизнью не вообще, а с более непосредственной точки зрения. Слишком часто жизнь, которую мы ведем, встает свидетельством против нашей молитвы, и только если мы сумеем привести в гармонию слова нашей молитвы и то, как мы живем, молитва наполнится силой, светом, которых мы от нее ожидаем, станет действенной.

Слишком часто мы обращаемся к Богу в надежде, что Он сделает то, что мы должны были сделать в Его имя и ради Него. Слишком часто наши молитвы подобны вежливым речам, отшлифованным от долгого употребления, мы их приносим Господу изо дня в день, будто достаточно повторять Ему холодным сердцем, ленивым умом, без всякого участия нашей воли огненные слова, которые родились в пустыне, в одиночестве, в предельном человеческом страдании, в самых напряженных ситуациях, какие когда-либо знала история.

Мы повторяем молитвы, которые носят имена великих духовных подвижников, и думаем, что Бог их слушает, что Он принимает во внимание их содержание, тогда как единственное, что важно для Бога, — это сердце того, кто произносит эти слова, воля говорящего, устремленная к исполнению Его воли.

Мы взываем: не введи нас во искушение, и тут же бодро, полные жадного любопытства, устремляемся туда, где нас подстерегает искушение.

Или мы произносим: Готово сердце мое, Боже! (Пс 56:8). К чему оно готово? Если бы Господь поставил нам этот вопрос вечером, когда перед сном мы произнесли эти слова, не пришлось бы нам порой ответить: «Дочитать главу детективного романа»? Это единственное, к чему сейчас готово наше сердце.

И так часто наши молитвы — мертвая буква, более того, буква мертвящая, потому что всякий раз, как мы допускаем, чтобы молитва наша была мертва, чтобы она не живила нас, чтобы присущий ей накал не пронизал нас, мы все меньше отзываемся на ее требования, на ее воздействие и становимся все менее способны воплощать в жизнь те молитвенные слова, которые произносим.

Все выражения нашей молитвы должны стать жизненными правилами

Это проблема, которую каждый из нас должен разрешить в своей жизни. Все выражения нашей молитвы должны стать жизненными правилами. Если мы сказали Богу, что просим Его помощи против искушений, мы должны всем устремлением души, всеми своими силами избегать всякого случая попасть в искушение. Если мы сказали Богу, что нам надрывает сердце мысль о том, что такой-то человек в голоде, в жажде, в одиночестве, мы должны услышать, как голос Божий нам отвечает: кого Мне послать? (Ис 6:8) — и встать перед Ним и сказать: Вот я, Господи! (Ис 6:8) — и действовать немедленно.

Никогда нельзя допустить, позволить, чтобы промедление, посторонняя мысль проникла в наше доброе намерение, вклинилась между указанием Божиим и нашим поступком, потому что мысль, проскользнувшая, словно змея, немедленно предложит: «Погоди!», или: «А так ли уж необходимо это сделать?», «Нет ли у Бога кого-то другого, более пригодного для этого дела?». И пока мы изворачиваемся в уловках, энергия, которую мы получили от молитвы и ответа свыше, угаснет в нас.

Это очень существенно. Очень важна связь, которую мы должны установить между жизнью и молитвой сами, актом воли, который совершаем мы. Он не возникнет сам собой, но он может до глубины изменить нашу жизнь. Читайте молитвы, которые нам предлагаются молитвословом, утренние и вечерние молитвы.

Выберите какую-нибудь молитву и сделайте ее программой жизни, и вы увидите, что эта молитва никогда не наскучит, никогда не потускнеет, потому что изо дня в день она будет оттачиваться, сама жизнь будет придавать ей остроту.

Если вы утром попросили Господа защитить вас от такой-то нужды, такого-то искушения, такой-то проблемы и сами будете бороться как должно, изо всех своих человеческих возможностей, в меру своей человеческой слабости, исполнившись, как парус ветром, дуновением силы Божественной, то к вечеру у вас накопится многое, чем поделиться с Богом. Вы сможете благодарить Его за поданную помощь, вам придется каяться в том, как вы этой помощью распорядились, вы сможете радостно воспевать Его за то, что Он даровал вам исполнять вашими слабыми, хрупкими руками, слабыми человеческими руками Его волю, быть Его зрячим взором, Его внимательным слухом, Его присутствием, Его любовью, Его воплощенным состраданием, живым, творческим. Всего этого никто не может сделать за каждого из нас, иначе жизнь и молитва разойдутся.

Какое-то время жизнь идет как шла, а молитва продолжает журчать все менее внятно, все меньше тревожит нашу совесть, ее напор слабеет. И поскольку жизнь настойчиво предъявляет свои требования, а молитва исходит от Бога — Бога кроткого, Бога любящего, Который нас зовет и никогда не навязывается насильно, — то умирает молитва. И тогда мы, чтобы утешиться, говорим, что теперь мы воплотили свою молитву в жизнь и наша деятельность теперь является нашей молитвой.

Мы не так относимся к нашим друзьям, к нашим родным, к тем, кого мы любим. Разумеется, мы делаем для них все, что должны делать, но разве из этого следует, что мы забываем их сердцем, что никогда не думаем о них? Конечно же нет! И неужели только Бог удостаивается нашего служения, но никогда мы не взглянем в Его сторону, наше сердце не загорается любовью, когда мы слышим Его имя? Неужели только Богу мы служим с безразличием? Вот повод чему-то научиться и сделать какие-то выводы.

Мы призваны быть живыми членами Тела Христова

Есть и еще один аспект молитвы, связанной с жизнью: это включение молитвы в самую жизнь. Мы в каждую минуту сталкиваемся с ситуациями, которые превосходят наши силы. Если бы только мы подходили к этим ситуациям с молитвой, то из часа в час, изо дня в день у нас было бы более чем достаточно случаев к тому, чтобы наша молитва стала постоянной и не прекращалась.

Всегда ли мы помним, что наше человеческое призвание превосходит любые человеческие силы? Ведь мы призваны быть живыми членами Тела Христова, быть в каком-то смысле, все вместе, но и каждый по отдельности, продолжением воплощенного присутствия Христа в наши дни. Мы призваны быть храмами Святого Духа. Наше призвание — быть в Единородном Сыне всецелым Христом, мы призваны стать причастниками Божественной природы (2 Пет 1:4). Вот каково наше человеческое призвание в самой своей сущности. И кроме того, это призвание охватывает все, что покрывает воля и действие Божии.

Мы призваны быть присутствием Бога Живого во всем созданном Им мире. Разве мы могли бы сделать хоть что-то в этом отношении, если Сам Бог не действовал бы в нас и через нас? Разумеется, нет. Как могли бы мы стать живыми членами Тела Христова? Как мы могли бы принять Духа Святого, стать храмом, где Он обитает, и не быть опаленными этим Божественным огнем? Каким образом мы могли бы действительно приобщиться Божественной природе? И каким образом мы, грешные люди, могли бы совершать дело милосердия, дело Божественной любви, как мы к тому призваны?

Неужели это не основание для постоянной молитвы? Она должна расти, становиться все более требовательной, так чтобы мы были привиты к живоносной лозе. Разве в нас есть жизнь, разве мы можем принести какой-то плод, разве мы на что-то способны? Так что очевидно: если мы хотим, чтобы наша молитва не разошлась с жизнью, чтобы наша молитва не потеряла постепенно силу под натиском трудной, жестокой жизни, под нападками князя мира сего (Ин 12:31), мы должны влить нашу молитву во все, что составляет нашу жизнь, мы должны бросить ее словно горсть дрожжей в тесто нашей жизни во всем ее объеме.

Если, проснувшись утром, мы бы предстали перед Богом со словами: «Господи, благослови меня и благослови этот начинающийся день!», и потом осознали, что вступаем в новый день творения, в день, которого никогда прежде не было, в день, который расцветает как неизведанная, бесконечно глубокая возможность! Если бы с помощью Божией мы осознали, что вступаем в этот день, чтобы совершать в нем служение христиан в силе и в славе, которые подразумеваются этим званием, как уважительно, как вдумчиво, с какой трепетной радостью, и с какой надеждой, и с какой ласковой любовью мы встречали бы постепенно разворачивающийся перед нами день!

Из часа в час мы принимали бы его как дар Божий, каждое встающее перед нами обстоятельство мы принимали бы как от руки Божией, ни одна встреча не была бы случайна, каждый человек на нашем пути, каждое обращение к нам было бы призывом отозваться не так, как мы порой отзываемся только на человеческом уровне, а отозваться со всей глубиной того сокровенного сердца человека (1 Пет 3:4), в самых глубинах которого — все Царство Божие и Сам Бог. И на протяжении этого дня нас не оставляло бы благоговейное чувство, что мы идем через него вместе с Господом.

Каждый миг мы оказывались бы в ситуациях, где требуется мудрость, — и нам пришлось бы просить о ней, где требуется сила, — и мы обращались бы к Господу за силой, где требуется прощение свыше, — потому что мы поступили неверно, или в ситуациях, которые вызывают в нас порыв благодарности, потому что, несмотря на нашу слепоту, нашу холодность, нам было дано поступить так, как мы ни за что не могли бы поступить только собственными силами. Примеров можно бы привести множество; ясно, о чем я говорю. И тогда мы поймем, что жизнь никогда не мешает нам молиться, никогда! — потому что жизнь и есть то живое вещество, куда мы бросаем живительную горсть дрожжей — нашу молитву, наше присутствие, в той мере, в какой мы сами пребываем в Боге и Бог в нас, или, по крайней мере, стремимся к Нему и Он снисходит к нам.

Надо уметь трезво, мудро давать себе отдых

Очень часто мы могли бы так поступать, но нам мешают две вещи. Первое — то, что мы не привыкли к молитвенному усилию. Если не делать постоянно этого усилия, если мы не готовы постепенно делать все более неослабевающие усилия, все более постоянные, все более продолжительные, то через короткий срок наша духовная энергия, наша умственная энергия, наша способность собрать внимание, как и наша способность отзываться всем сердцем на возникающие перед нами события и людей, станет замирать.

С другой стороны, в этом научении постоянной молитве, питаемой жизнью, надо действовать с трезвостью, которую нам заповедуют Отцы: надо продвигаться шаг за шагом, помнить, что наряду с подвигом усилия существует дисциплина отдыха, есть мудрое отношение к телу, к сознанию и к воле и что нельзя без перерыва и изо всех сил стремиться к одной цели.

Возможно, вы помните эпизод из жизни святого Иоанна Богослова. Рассказывается, что один охотник услышал, что возлюбленный ученик Христов живет в горах близ Эфеса, и отправился в путь, чтобы посетить его. Он дошел до поляны и увидел старого человека, который на четвереньках играл среди зеленой травы с цесаркой. Охотник подошел и спросил, слышал ли старик об Иоанне и где его найти. Старик ответил: «Это я». Охотник рассмеялся ему в лицо: «Ты-то Иоанн! Не может того быть! Он, написавший такие дивные послания, станет забавляться с птичкой!».

И старец сказал ему в ответ: «Я вижу, что ты охотник. Когда ты идешь по лесу, разве ты все время держишь натянутый лук и стрелу наготове на случай, что внезапно увидишь зверя?» Охотник снова рассмеялся и сказал: «Я же знал, что ты ненормальный. Кто же так ходит по лесу? Если лук держать все время натянутым, тетива лопнет в тот момент, когда она мне понадобится!» — «Так и я, — ответил Иоанн. — Если бы я непрерывно напрягал все силы души и тела, то в момент, когда Бог приблизится, я надорвался бы от усилия, которое больше не могу выдержать».

Надо уметь трезво, мудро давать себе отдых, необходимый для того, чтобы действовать со всем напором, всей силой — не только собственной, но и той, что нам дается благодатью свыше. Потому что благодать посылается нам в хрупкий сосуд нашего тела, в хрупкость нашего разума, нашего сердца, нашей воли.

Закрадывается сомнение: «А вдруг Он не отзовется?»

Тут встают разнообразные трудности, в частности маловерие. Кто бы мы ни были, чем бы ни занимались, в нас часто возникает момент сомнения, недостаток глубокой веры. Мы говорим часто: «Заступническая молитва, просительная молитва — более низкий род молитвы. Молитва монаха, молитва христианина, который достиг какой-то зрелости, — молитва благодарения и хвалы». Разумеется, конечная цель и итог таков.

После долгой жизни в духовном и телесном подвиге, когда мы настолько отрешились от всего, что готовы все принимать от руки Божией как драгоценный дар, остается только благодарить Его и петь Ему хвалу. Но достигли ли мы этого уровня? Разве не легче благодарить Господа или воспевать Его, особенно в моменты, когда наше сердце загорается от прикосновения благодати? Разве не легче благодарить Его или петь после, чем с верой просить об исполнении какого-то прошения?

Очень часто люди, вполне способные воспевать и благодарить Господа, не способны совершить акт всецелой веры недвоящимся сердцем, неколеблющимся умом, волей, всецело устремленной к Нему, потому что закрадывается сомнение: «А вдруг Он не отзовется?» Не проще ли сказать: «Да будет воля Твоя!»

И тогда все в порядке, потому что воля Божия будет исполнена в любом случае, и я останусь в пределах этой Божественной воли. И, однако, так часто, так постоянно от нас требуется другое, именно по отношению к деятельной жизни в том смысле, как это слово понимается на Западе, жизни, обращенной к ситуациям, которые вне нас.

Болезнь поразила дорогого нам человека, голод поразил целую страну. Мы хотели бы обратиться к Богу за помощью, и очень часто мы трусливо просим этой помощи так, чтобы в случае любого исхода наша молитва могла быть отнесена к данной ситуации. Мы находим как выразиться, находим выход: в конечном итоге воля Божия совершится и мы будем удовлетворены, но проявили ли мы веру? Здесь проблема для всех тех, кто погружен в деятельность и верит в эффективность молитвы и эффективность «бездействия».

Если мы хотим действовать заодно с Богом, мало предоставить Ему действовать свободно, сказав: «Господи, в любом случае Ты сделаешь по-своему, так и поступай, я не буду Тебе мешать». Надо учиться различать волю Божию, надо войти в судьбы Божии, но помнить и то, что порой судьбы Божии бывают сокровенны. Вспомните хананеянку (Мк 7:24—30). Очевидность бросалась в глаза, поражала слух: ей дан отказ, и, однако, сила ее веры и духовная чуткость уловили что-то другое, и она сумела проявить настойчивость как бы вопреки воле Божией, на самом же деле в согласии с реальной волей Спасителя. Надо уметь глядеть, надо искать незримый след Божий.

Митрополит Антоний (Сурожский)

Правмир.Ru

Поделиться в: