Валена и невидимые миру слезы

Детские годы чудесные, а детский сад – дом счастливый для ребят… Эти фразы всплывают в сознании взрослого, изрядно забывшего себя в дошкольном возрасте. Но воспитатели детских садов не понаслышке знают, какие драмы могут случаться и в этом нежном возрасте. И могут подсказать родителям, как с ними справиться. Правда, только в том случае, когда их захотят услышать…

Пафос и опоздавшие

Пафос на сцене – тайная гордость Валены. Она раньше служила в театре и научилась без особых для себя нервных затрат добиться горячего сочувствия зрителей разных возрастов к тому, что она рассказывает. Возьмет она правильную интонацию, заломит трагически бровь, голос у нее зычный, интонирует профессионально, а главное, ей есть что рассказать, потому что Библия – книга большая и интересная. А уж если появляется возможность создать атмосферу, пригасить свет, включить вовремя подходящую музыку…

На реках Вавилонских

Тамо седохом и плакахом,

Внегда помянути нам Сиона –

Аллилуйя!

О-го-го! Благодаря этим нехитрым техническим хитростям она выжмет слезы даже из дубового косяка!

Детский праздник сегодня посвящен Прощеному воскресенью. Блины будут потом, а сейчас печальный рассказ под вербою, над рекою, куда пленники повесили свой арфы. Валена под печальный распев иеромонаха Фотия, в эффектной позе сидит одна под вербой. (Лукавой мыслью она уже предвкушает свой триумф.) Зал затих, сочувствует, но вдруг… луч света из шумного коридора:

– Здравствуйте, простите, что опоздали! Дима, ну иди же!

– А ты?

– Я после праздника тебя заберу.

– Не забудь купить пистоны!

На беду зал устроен так, что войти в него можно только через сцену. Мало того! В руках у Димки огромное блюдо с блинами, сгущенкой и джемом, и он, несмотря на плач пленных иудеев, непременно должен показать все это богатство почтеннейшей публике. Простодушному Димке не терпится поделиться радостью, а Валена тихо скрипит зубами и просит включить музыку снова. Выжать слезы из дубового косяка ей сегодня уже никто не позволит…

Опоздавшие-2

Начать репетицию нелегко. Надо всех выстроить, приструнить задиру, уговорить некоторых детей убрать на полку игрушки из карманов, уговорить ребятишек, которые пока не хотят петь. Потом всем нужно распеться, да так, чтобы всем захотелось спеть погромче и повеселее. И в этот момент в скрипучую дверь несколько раз просовывается и снова исчезает голова Аришки. Каждый раз пение прекращается, и бедной Тамаре Владимировне приходится опять и опять начинать сначала. «Что ты все бродяжничаешь? Вставай скорее к ребятам!» – но тут Аришка убегает в раздевалку, откуда немедленно приходит ее возмущенная мама.

– За что сейчас отругали мою дочь? Я велела ей узнать, кто останется с ними на тихий час, а ее даже не впустили!

– Вас не смущает, что девочка в дверях несколько раз прервала репетицию?

– Ладно, раз так, теперь я лично буду заходить в группу и узнавать, кто будет дежурить на тихом часе.

То есть, по мнению Аришкиной мамы, опоздавшему взрослому человеку прервать репетицию намного приличнее и позволительнее, чем малому ребенку. И как хорошо воспитанный человек она даже готова извиниться. Если кто-нибудь ей об этом напомнит.

Слезинка моего ребенка

«…От высшей гармонии совершенно отказываюсь. Не стоит она слезинки хотя бы одного только того… ребёнка…». Валене кажется, что это высказывание Ивана Карамазова стало для некоторых пап и мам идеей фикс. Иногда взрослые люди готовы на немыслимые компромиссы и даже откровенные глупости, заметив пресловутую слезинку у своего ребенка.

Нормально, что «новенький» или даже не новенький, но после выходных, всплакнет при расставании с мамой, но как странно видеть, что в течение тридцати минут мама нежно уговаривает рыдающего сына, сама чуть не плачет, раздает немыслимые обещания, даже опаздывает на работу. Обнявшись, эти близкие друг другу люди более получаса мотают нервы себе и окружающим. Мама здесь явно раздражающий ребенка фактор, который мешает детенышу конструктивно отвлечься от горестных мыслей, переключившись на коллектив. Но пресловутая слезинка родного чадушки мешает взрослой и разумной маме присоединиться к построению гармонии послушания и режима в детском коллективе.

В этот момент очень важно не пойти на поводу маленького манипулятора.

– Ну, что ты ревешь на весь детский сад, мы же с тобою уже договорились…

– Я и не тебе плачу, а моей бабуленьке!

– Я вас должна предупредить, Вика у нас очень чувствительная, ранимая, на неё нельзя давить, если она не хочет, нельзя заставлять.

Прямым текстом Викина мама сообщает, что ее дочь не такая, как другие дети. И мерить ее надо другой меркой, и относиться по-особому. И странно, что Валена сама этого не видит, не понимает и не хочет с этим считаться.

– Не заставляйте ее, если она отказывается…

– Не заставлять убирать за собою игрушки и одежду? То есть ее игрушки и вещи должны убирать лично я и другие дети – нечувствительные и менее ранимые? А в чем, собственно, проявляются ранимость и чувствительность нашей девочки?

Впрочем, Валена и сама знает, какую ранимость имеет в виду Викина мама. Весь садик помнит крики катающейся по полу девочки, которой не позволили надеть на прогулку ее промокшие варежки, предложив сухие, но нелюбимые. Возможно, что в семье у Вики подобная истерика – не более чем маленькое неудобство. Девочку там можно уговорить, прогулку – отложить, да мало ли.

Но здесь, пока Вика катается на полу, двадцать детей, одетых в комбинезоны, шапки, ботинки, стоят, скучают и озоруют, потея и ожидая конца представления. Слезинки остальных детей находятся вне зоны интереса Викиных родителей.

Насколько легче бы жилось в мире, где мамы, не могущие добиться послушания и приличного поведения от своих чад, не знали бы слов «эмоциональная тонкость», «ранимость», «чувствительность».

Назвав настоящими именами грубую невоспитанность и равнодушие к окружающим, они уже не смогли бы столь виртуозно оправдывать грубые промахи воспитания в семье и занялись бы их исправлением.

Борьба с физиологией

«…Ребенок 4 лет. Не пользуется столовыми приборами. Рвотный рефлекс на рис и макароны…» Ничего себе! Читая подобные примечания в личном деле, подумаешь разное. Слабоумный? – Нет – «Он знает наизусть много стихов и сказок, способен к пересказу, развит соответственно возрасту». Может быть, мама Глеба — молодая и очень занятая женщина, упустила время развития важных навыков? Но опять нет. Старшему брату Глеба уже 20 лет, неопытными его родителей назвать никак нельзя.

Глебушка оказался резвым и милым ребенком. Но садиться за стол не захотел. Заплакал, когда ему поставили тарелку с супом. Тарелку убрали. Глеб отщипнул и съел пару крошек хлеба и запил водичкой.

Валена никогда не заставляет детей что-нибудь есть, когда они не хотят. И никому не советует этого делать. Золотые правила кормления детей, которые Валена повторяет родителям малоежек, звучат немного цинично. «Если человека, отказавшегося от завтрака, лишить обеда, то ужин он примет с искренней благодарностью» (из речи Мисс Эндрью – «Мерри Поппинс»). «Ни одна скотинка не умерла от голода рядом с корытом еды» (ветеринар П. Кударенко, сосед Валены по дому).

Пока ребенок не начал с аппетитом есть нормальную пищу, вся семья ради него должна отказаться на время от любых конфеток, пряников, печенок, чипсов и т.д., питаться по режиму, за общим столом. Порцию нашему нехочухе в первое время надо делать микроскопическую, чтобы он и сам удивился. Можно даже положить ее в кукольную тарелочку или в судок для горчицы. Если что, он попросит добавки (очко в нашу пользу!). И никаких высказываний от окружающих про «дурацкие щи» или «противную овсянку, сэр»! И никаких сладостей в карманах у домашних! И никаких перекусов между завтраком, обедом и ужином! Даже если просит – «Подожди, еще полтора часика осталось!». Через 3-4 дня малыш полюбит простую еду, а некоторые, самые сообразительные, с новой силою захотят пойти в храм (там чужие бабушки частенько угощают ребятишек конфетками).

Первый вопрос Глебушкиной мамы был:

– Что сегодня съел мой сын?

– Пару крошек хлеба и полстакана воды.

– Ирина Валерьевна, Вам не стыдно? Ребенок полдня без пищи, вы что, не могли в него влить три-четыре ложки супа?

Перед пораженной Валеной возникает душераздирающая картина: нянечки держат Глеба за руки, разжимают ему челюсти, а Валена вливает ему в орущую глотку три-четыре ложки супа…

– Простите, как Вы сказали?

– Ну вот, например… Летит-летит самолет Глебу прямо в рот! Плывет пароход Глебу прямо в рот!

Настоящая беда Валены – ее воображение. После того разговора у нее развился стойкий рвотный рефлекс на суп, самолет и пароход.

В молитве «Отче наш» христиане просят насущного хлеба, а не того, что усилием воли, обманом и подкупом мы пытаемся впихнуть в свое чадо. А «спасибо» после еды, как и благодарственная молитва ребенка, должны выражать именно искреннюю благодарность за пищу Богу, который ее дал, и маме, которая ее приготовила.

Поделиться в: