Жизнь в ограде Церкви

Епископ Сердобский и Спасский Митрофан посетил нашу епархию в декабре. По тому, как Владыка служит, говорит проповеди, общается с народом, было видно, что в храме ему все близкое, родное. Как оказалось, знакомое с раннего детства. Мы попросили Владыку Митрофана рассказать о церковной жизни соседней, Сердобской, епархии, а также немного о своем жизненном пути. 

– Владыка, Вы с юности стали не просто ходить в храм, но и работать в нем. В начале 90-х многие люди открывали для себя Церковь. Но удивляет Ваше зрелое решение связать с ней свой жизненный путь в столь молодом возрасте. Как это произошло?

– По милости Божией, я думаю. В храм я начал ходить с четырех-пяти лет вместе с бабушкой. Он был от нас не очень далеко, минут 20 ходьбы. И мне в храме нравилось все. Конечно, многого умом понять я не мог, но благодать касалась сердца.

В свои юношеские годы в любое свободное время стремился в храм, хотя я еще застал те времена, когда за это в школе поругивали, родителей неоднократно вызывали. Маму даже на работе за это ругали и грозили уволить. Но потом и времена поменялись, и родители отнеслись нормально к выбору моего дальнейшего жизненного пути.

После школы я окончил училище. Потому что в то время мне архиепископ Пензенский и Кузнецкий Серафим (Тихонов) сказал: «Мы не знаем, что ждет нас впереди. Неплохо сначала приобрести гражданскую профессию». В 1990 году я пришел работать в храм, Владыка определил меня на клирос. И с того времени началась моя жизнь в ограде церковной.

– А единомышленники-ровесники были у Вас в то время?

– Не очень много, но были. Несколько ребят моего возраста, которые тоже ходили в храм Божий. И которые впоследствии тоже стали священнослужителями.

– Потом Вы еще послужили в армии. В 90-е годы верующему молодому человеку служить было тяжело?

– Я служил в Подмосковье и не могу сказать, как было в других местах. Часть у нас была небольшая, и каких-то особых сложностей я не испытывал. Для меня особой радостью была возможность регулярно посещать храм в Ногинске. В 1991 году через Ногинск проносили крестным ходом вновь обретенные мощи преподобного Серафима Саровского. Патриарх Алексий II служил в Богоявленском соборе всенощное бдение, я принимал в нем участие. Вряд ли мне бы так посчастливилось, если бы не служба в армии.

– Первый храм, в котором Вы несли клиросное послушание, был посвящен святителю Митрофану Воронежскому. Спустя годы Вас с этим именем постригли. Имя было связано с покровителем первого храма?

– Да, Владыка сказал об этом в проповеди после пострига.

– По воспоминаниям многих Владыка Серафим был человеком требовательным и строгим. А молодому человеку хочется, чтобы его жалели, понимали, снисходили к ошибкам, порой чрезмерно. Чем привлекла Вас личность строгого архипастыря?

– Вы знаете, при всей строгости, человек он был добрый, я бы даже сказал – душевный. Да, в богослужении он был очень строг: замечал любую неточность, мог строго одернуть и даже наказать. Но в частной беседе его назидание, беседы были добрыми, отцовскими. Во время службы к нему, конечно, было не подойти. Но это, я думаю, и к любому священнослужителю так. Но в общении Владыка Серафим был очень доступен, и многие пензенцы до сих пор вспоминают его с любовью. Многим он помог, что-то подсказал. Я ему очень благодарен за то, что он, приняв меня в Церкви, занялся мной: что-то подсказывал, чему-то учил. Он не был безразличен.

– По его совету был избран монашеский путь?

– Нет, больше это было желание моей души. А на мой выбор и последовало его благословение. Дважды Владыка не отпустил меня с Пензенской земли. Приглашали меня в Троице-Сергиеву Лавру, а он не благословил. Тогда я, может, и не сразу понял это решение, но получилось по русской пословице: «Где родился, там и сгодился». И я очень благодарен Богу, что по данный момент все мое служение проходит на Пензенской земле.

– Почему, выбирая духовную семинарию, Вы остановились на Московской? Можно ведь и поближе было найти?

– С Троице-Сергиевой Лаврой я был знаком с детства, ездил туда в паломничество. Она была мне по сердцу. Учился в семинарии заочно, тоже по благословению Владыки Серафима.

Время учебы запомнилось общением с замечательными преподавателями, с батюшками, которые приезжали со всех сторон нашей необъятной матушки России. Помню, Новый Завет нам преподавал архимандрит Георгий (Тертышников), ныне уже покойный. Хороший был, добрый батюшка, знал Священное Писание очень хорошо. Мы все пытались ему вопрос посложнее задать. И я тоже спросил о чем-то из Нового Завета, а он мне говорит: «Вы знаете, этот вопрос очень духовный. Нужно подумать, прежде чем ответить. Вы меня не торопите с ответом, но я Вам обязательно скажу». Я подумал: ну, поговорили и поговорили, человек старенький. Приезжаю через полгода, а он мне на этот вопрос отвечает. Представляете, сколько у него молодежи училось, сколько нас, заочников? А он запомнил и ответил. Но подумав.

– Почему постригали Вас в женском Наровчатском монастыре?

– А тогда у нас не было мужских монастырей. Два монастыря было открыто всего, и оба женских. В Пензенском Троицком монастыре еще своего храма даже не было, поэтому Владыка определил постриг совершить в Наровчате.

– Многие с любовью и уважением вспоминают покойную настоятельницу Троице-Сканова Наровчатского монастыря игуменью Евстолию…

– Она была очень любвеобильной, очень открытой, могла найти подход ко всем – и к старому, и к малому. Умела каждому оказать внимание, у нее не было шаблонов в отношении с людьми.

– Вам пришлось открывать первый на Пензенской земле мужской монастырь.

– Да. Я служил тогда приходским священником, а мне после пострига хотелось, конечно, в монастыре служить. И владыка сказал: «Вот есть Тихвинский Керенский монастырь. Направляйся туда и восстанавливай».

И милостью Божией это получилось. Потихоньку, потихоньку, а восстановили – два храма, четыре корпуса. Они хоть и были, но ремонтировать пришлось много. Территорию в порядок привели. Слава Богу, монастырь живет, действует. Я там прожил 16 лет.

– А что самое сложное было в устроении обители?

– Собрать братию, чтобы единомыслие было. Люди приходили разные. Монастырь не устроенный, из священнослужителей поначалу был я один. Кто-то приходил и хотел только молиться или только поститься. А ведь много работать нужно было, чтобы все возродить.

– При устроении обители какой монастырь Вы брали за образец?

– Троице-Сергиеву Лавру. Мне посчастливилось общаться с лаврскими духовниками: отцом Кириллом (Павловым), отцом Наумом (Байбородиным). Отец Кирилл всегда говорил: «Смотри, как у нас в Лавре». Там очень соразмеренный Устав.

– Сколько у Вас братии?

– Самое большое доходило до 20 в постриге. Потом кто-то умер, кого-то назначили открывать новые монастыри в Нижнем Ломове, в Пензе.

– Жалко было покидать монастырь, когда Вы в 2013 году стали епископом Сердобским и Спасским?

– Конечно. Но я понимал послушание Церкви, и меня утешало то, что обитель будет в епархии, которой мне предстояло управлять. Когда я служу в той стороне епархии, всегда останавливаюсь в обители. Продолжается наше общение с братией.

– Что было самым сложным в новообразованной епархии?

– Наверное, подобрать епархиальный коллектив, хороших, добрых помощников. Благочинные уже были назначены, и я менять не стал.

– Кафедральный собор в честь Михаила Архангела в Сердобске сохранился с дореволюционных времен…

– Это довольно большой собор, величественный и торжественный. До революции Сердобск относился к Саратовской губернии. И наш собор был построен по образцу Княже-Владимировского в Саратове, который взорвали. Строили его богатые купцы, которые не жалели своих средств.

В 30-е годы, как и многие храмы, он был закрыт. А потом в 1946 году горожане стали просить власть его открыть. Обычно открывали маленькие храмы, а у нас остался только большой собор. В нем был склад вооружения, и поэтому он довольно хорошо сохранился.

Не знаю, как это объяснить, но в тех районах, которые раньше входили в состав Саратовской губернии, все храмы стерты с лица земли, даже в селах. В селе Пановка Колышлейского района был большой благолепный устроенный монастырь. Сейчас камня на камне не осталось. А в районах ближе к Пензе или к Рязани до сих пор стоят огромные храмы, в запустении, но не разрушенные.

– А что самое сложное в общении с людьми светскими, нецерковными?

– К сожалению, сегодня не у многих людей встретишь желание познать истину, Бога. Люди считают себя интеллигентными, просвещенными. Но просвещение это имеет подчас узкую направленность. А ведь мир духовный очень глубокий, богатый, привлекательный. Он дает человеку большие познания, но не все откликаются. Хотя есть и сегодня люди, живо интересующиеся верой, в том числе и среди молодежи. И порой с молодыми людьми проще, чем с тем, кто воспитан в атеистическом государстве.

Оставить комментарий