«Лествица»: зачем мирянам читать текст для монахов-аскетов?

– Сегодня среди верующих существует два условных лагеря. К первому принадлежат этакие интеллектуалы, которым интересны только богословско-философские темы, а аскетика (в том числе и «Лествица») для них нечто второстепенное. Во втором лагере позиция прямо противоположная: аскетическая литература воспринимается как прямое руководство к действию, а малейшее отступление от святоотеческих предписаний – как вопиющее преступление. Как найти «золотую середину» между этими двумя крайностями по отношению к «Лествице»? 

– Мне кажется, что примером «золотой середины» можно считать самого Иоанна Лествичника.

Был ли он интеллектуалом? Безусловно – он глубокий, начитанный, вдумчивый. В то же время, очевидно, что, он не был кабинетным богословом и сам пережил все то, о чем писал. Вообще, богословие – это не умствование, это опытное познание Бога и заключение этого опыта в слова. Поэтому другой христианский богослов и монах, Евагрий Понтийский, писал за несколько столетий до Лествичника: «Если ты богослов, то будешь молиться истинно, а если истинно молишься, то ты – богослов».

Кроме того, нужно сказать, что не только в христианстве, но и в классической – античной – философии приближение человека к Богу не мыслилось в отрыве от аскетического усилия. Вспомним стоиков, или учение Платона о страстях. И если бы мы спросили у святителей Иоанна Златоуста или Григория Нисского, являются ли они «догматическими» или «аскетическими» писателями, они едва ли поняли бы, о чем мы их спрашиваем. Когда человек поднимается по лестнице, то он поднимается целиком – не может голова подняться, а ноги остаться внизу, или наоборот.

Кстати, именно у Григория Нисского Иоанн Лествичник мог позаимствовать свой ключевой образ. В трактате «О Блаженствах» Григорий уподобил заповеди Нагорной проповеди лестнице, ведущей в небо. А в трактате «Жизнь Моисея» он говорит, что у этой лестницы нет последней ступени: «Моисей, всегда бывший великим, нимало не останавливается в восхождении, не полагает себе никакого предела в стремлении к горнему: но однажды вступив на лестницу, на которой, как говорит Иаков, утверждается Бог (Быт 23,13), непрестанно восходит на высшую и высшую ступень, и не престает возвышаться; потому что и на высоте находит всегда ступень, которая выше достигнутой им».

– А известны обстоятельства написания этой книги? Она действительно создавалась только для монахов? Тогда зачем ее читать мирянам? 

– Действительно, эта книга была написана монахом для монахов. Иоанн Лествичник создал ее по просьбе другого Иоанна, игумена соседнего Рифского монастыря. В то же время, даже в древности круг ее читателей никогда не был исключительно монашеским. Так, например, Симеон Новый Богослов (X-XI вв.) нашел «Лествицу» в родительской библиотеке.

В России эта книга тоже была очень популярна среди мирян. Известно, что её любил Гоголь, и Акакий Акакиевич из «Шинели» – по одной из версий, перерождение одноименного персонажа из 4-ой главы «Лествицы». 

Зачем мирянам читать то, что написано не для них? Дело в том, что монахи не сделаны из другого теста. Они не читают другое Евангелие. Условия жизни в семье и в монастыре разные, но искривления человеческой души, обычно именуемые страстями, одни и те же. Поэтому «Лествица» к месту и в миру, и в монастыре.

Впрочем, есть две темы, в отношении которых жизнь в миру и монастыре отличаются радикально. Если семейный человек слепо примерит к себе монашеские идеалы послушания и целомудрия – это станет для него катастрофой. Никто из монахов-подвижников не говорил о том, что отношения мирянина и духовника должны быть такими же, как отношения монаха и игумена монастыря. Что касается целомудрия – оно является идеалом и в браке, но, конечно, не в том смысле, что для монаха. Семейный человек, имитирующий монаха, – это такая же катастрофа, как и обратный пример. 

«Чрезмерная аскеза ничуть не менее опасна, чем ослабление в подвиге»

– Возможно ли вообще подняться по этой лестнице человеку в миру – с его каждодневными заботами, тревогами, суетой? Ведь для борьбы со страстями преподобный Иоанн предлагает, например, молчание, сокращение сна, бесстрастие. Но исполнить все это живя в мегаполисе едва ли возможно… 

– Что касается сна, то мне сложно представить себе работающего жителя мегаполиса, страдающего от его избытка. Тем, кому по работе или из-за ночного сидения перед компьютером не удается выспаться, стоит напомнить слова из краткого жития самого Иоанна:

«Сна принимал он столько, сколько необходимо было, чтобы ум не повредился от бдения». 

Что касается жизни в современном монастыре, то и она может не оставлять особых возможностей для духовных полетов. Стройка, рабочие, паломники – да мало ли что. Но, несмотря на кажущиеся внешние препятствия, за редкими исключениями человек оказывается в обстоятельствах, наиболее благоприятствующих его спасению. 

Вы упомянули слово «бесстрастие», но нужно вернуться к правильному пониманию этого термина. Никто не говорит, что у человека должен быть тот же спектр переживаний и чувств, что у холоднокровной рыбы. «Заблуждаются те, которые говорят, что некоторые из страстей естественны душе; они не разумеют того, что мы сами природные свойства к добру превратили в страсти», – пишет Лествичник. Бесстрастный человек – не тот, кто не испытывает чувств, а тот, у которого все чувства на своем месте. 

В святоотеческой традиции эта мысль повторяется из раза в раз. Так, Григорий Нисский писал: «Все, происшедшее от скотского бессловесия и взятое в отдельности при худом употреблении ума стало пороком; как и наоборот, если рассудок воспримет власть над такими движениями, то каждое из них превратится в вид добродетели. Так раздражительность производит мужество, робость – осторожность, страх – благопокорность, ненависть – отвращение от порока, сила любви – вожделение истинно прекрасного, а величавость нрава возвышает над страстями и образ мыслей сохраняет не порабощенным злу. Такой вид возношения духа восхваляет апостол, повелевая постоянно мудрствовать горняя (Кол 3, 2). Так можно найти, что всякое такое движение, возносимое возвышенностью мысли, сообразуется с красотой того, что по образу Божию». Возвысим мысли, и чувства встанут на место.

– Но нет ли опасности, что неподготовленный человек, прочитав «Лествицу», впадет в аскетическую крайность, возьмет на себя такие подвиги, к которым он пока не готов? Как избежать этих перегибов и не впасть в отчаяние перед громадой своих грехов? 

– Для того, чтобы не «переборщить», нужно всерьез принять то, что Лествичник называет «рассуждением». Этой теме он посвящает 26-ю, самую длинную главу своей книги, которая, во многом, суммирует предыдущие главы. Подвиг должен быть сообразен с обстоятельствами, физическими и духовными силами человека. Пастырь, не имеющий дара рассуждения, приводит людей к катастрофе. «Что иногда бывает врачевством для одного, то для другого бывает отравою; а иногда одно и то же одному и тому же бывает врачеством, когда преподается в приличное время, не вовремя же – бывает отравою», – говорится в «Лествице».

Вообще, святые отцы однозначно говорят о том, что чрезмерная аскеза ничуть не менее опасна, чем ослабление в подвиге. Знаменитый святой аскет Иоанн Кассиан писал: «Некоторые часто жестоко сокрушали себя постом и бдением, пребывали в пустынном уединении, доходили до такой нестяжательности, что не оставляли себе и на один день пищи, и до того исполняли долг милостыни, что не оставалось у них средств для подаяния. Но после всего этого они жалким образом уклонились от добродетели и впали в порок. Что же было причиною их прельщения и падения? По моему мнению, не что иное, как недостаток в них рассудительности. Ибо она учит человека идти царским путем, сторонясь крайностей с обеих сторон: с правой стороны не допускает обольщаться чрезмерным воздержанием, с левой — увлекаться к беспечности и расслаблению».

Думаю, что человек, который ощущает, что может «впасть в отчаяние перед громадой своих страстей» должен понимать, что имеет дело с искушением.

Да, мы просим Бога, чтобы он дал нам «зрети наша прегрешения». Но Господь открывает их милостиво, шаг за шагом, не сокрушая нас, а давая надежду на исправление.

Лествица – образ, который предполагает, что человек смотрит вверх и вперед, а не вниз и назад. Человеку полезно хранить сокрушение о прошлых грехах, это хорошая прививка от высокомерия и высокоумия, но слишком часто диавол смущает человека воспоминаниями о прошлом, лишает его дерзновения. Об этом писал схиигумен Иоанн из Ново-Валаамского монастыря в Финляндии:

«Иногда прежние события так напомнят, точно молотом ударят по голове… Прежние события надо заменить другими мыслями, и постепенно прежние воспоминания вытесняться прочь и тоскливость пройдет».

И в другом письме: «Успокойся и не смущайся; это враг наносит тебе воспоминания о прежних погрешностях; их не надо принимать, просто не обращай внимания». 

«Заставь дурака Богу молиться – он и лоб расшибет»

То, что Церковь особенным образом выделяет эту книгу в самые важные подготовительные к Пасхе дни, неслучайно. Пост выявляет в человеке не самые сильные, а самые слабые стороны. Когда они выходят на поверхность, человек задает вопрос: что со мной происходит? Как преодолеть раздражение, лень, тщеславие? Если человек задает эти вопросы, «Лествица» – незаменимый помощник.

Я думаю, что за эту книгу стоит взяться именно тому, кто пытается разобраться со своим “душевным хозяйством” (Прим.: цитата священника Александра Ельчанинова), понять причины того, что с ним происходит. Пока человек видит свои успехи или неудачи в духовной жизни в исполнении (или неисполнении) формальных правил (съел – не съел, вычитал – не вычитал) – творение преподобного Иоанна ничего ему не даст.

«Лествица» – это книга для тех, кто хочет стать умнее. Неслучайно основная часть книги заканчивается главной о рассуждении, где подводится итог предыдущим главам. Рассуждение –  это проявление ума.  А отсутствие рассуждения –  это проявление глупости. О том же прямо говорит русская пословица: «Заставь дурака Богу молиться – он и лоб расшибет». И у отца Александра Шмемана в «Дневниках» есть слова о глупости, как первичной форме греха. Как ни странно, эти слова по сути совпадают с «Лествицей» и пониманием рассуждения не только как добродетели, но и условия духовной жизни как таковой.

– Какой должен быть настрой у того, кто начинает читать книгу преподобного Иоанна?

– Конечно, «Лествица» предполагает замедление ритма. Это книга для неторопливого чтения, её не стоит чередовать с просмотром ленты в «фейсбуке» – что новенького? Это замедление ритма для человека, живущего в городе, связано с сознательным усилием, причем немалым. 

– Многие люди сегодня жалуются, что текст «Лествицы» сложен для понимания. Могли бы Вы посоветовать какие-то другие переводы, толкования или комментарии, которые помогут лучше понять эту книгу?

– Когда я писал диссертацию о «Лествице», мне довольно близко пришлось работать с греческим текстом и его английскими переводами. Я не считаю, что перевод «Лествицы» устарел, и читается он едва ли с большим трудом, чем классическая русская литература середины XIX века.

Мне кажется, что при чтении книги важно было бы иметь возможность посоветоваться с более опытным человеком – может быть, старшим другом, не обязательно священником – который помог бы разобраться с трудными местами. 

Существует немало древних схолий – комментариев на полях, есть толкование византийского автора Никифора Ксанфопула, которое, насколько я знаю, не было переведено на русский язык. Однако сами эти комментарии стали, в известной мере, архаичными и нуждались бы в толковании. Мы упомянули Гоголя, «Мертвые души» – это доступное изложение учения Лествичник о человеческих страстях. На английском языке есть толкование этой книги для мирян «Ascending the Heights: A Layman’s Guide to The Ladder of Divine Ascent», написанное священником Иоанном Мэком. Также есть книга игумена Германа (Осецкого) «Лествица до врат небесных. Как читать «Лествицу» мирянину».

А для меня самым лучший комментарий к этой книге – сам монастырь святой Екатерины на горе Синай, и та природа, что его окружает. Вместо того, чтобы изображать из себя Моисея вместе с несколькими десятками туристов, лезущих утром с фонариками на вершину горы, лучше помолиться на утреннем богослужении. Днем можно пройти пешком к пещере, которая была домом автора «Лествицы» на протяжении 40 лет. А еще нужно постоять перед знаменитой иконой Спасителя VI века в монастырском музее, чтобы почувствовать, что «Иисус Христос вчера и сегодня и во веки Тот же» (Евр 13.8). Лучшего комментария и быть не может.

Протоиерей Андрей Кордочкин, Тихон Сысоев

Фома