Служить и петь — в радость

Многие прихожане Свято-Троицкого кафедрального собора г. Покровска (Энгельса) стараются прийти на службу в будний день, когда поет мужской хор. Византийские песнопения в его исполнении настраивают на молитвенный лад, к тому же они очень красивы. О церковном пении, участии в богослужении и о многом другом мы беседуем с регентом мужского хора диаконом Романом Ахундовым.

— Отец Роман, расскажите, как Вы пришли в Церковь?

— Меня привели родители в 1999 году. Первым в храм стал ходить отец, а затем и мы с мамой. Я, мои двоюродные брат и две сестры пошли в воскресную школу Свято-Троицкого храма г. Покровска. Тогда настоятелем храма был протоиерей Георгий Калабин. Он сыграл решающую роль в моем воцерковлении.

В воскресной школе учеба мне давалась легко, и меня, как лучшего ученика, взяли в алтарь пономарить. Это было такое яркое, праздничное событие, что я даже запомнил число — ровно середина лета, 15 июля. На тот момент мне было девять лет, и я был один ребенок в алтаре. Тогда не было такого, что практически всех мальчиков брали в алтарь. У отца Георгия была политика — выбирать самого лучшего ученика из воскресной школы, чтобы другие дети смотрели и тоже старались прилежно учиться.

Первый год, когда меня взяли в алтарь, я ходил на все Литургии (учился во вторую смену), которые были, а в воскресенье я попросился ходить на две Литургии. Точно помню, что ни разу не заболел за тот год. Тогда пономарями в храме были сегодняшний протоиерей Виктор Лузган и Олег Владимирович Морозов (преподаватель воскресной школы храма в честь Успения Божией Матери). Они очень многому меня научили.

Помню, мне заплатили первую зарплату — 500 рублей, как всем пономарям (я заменял одного из старших). Я принес ее домой. Мама мне сказала: «Какой ты молодец, я в твоем возрасте еще в куклы играла». Мы пошли на рынок, купили мне на эти деньги одежду, часы белорусские. Я ходил с ними в школу и хвастался, что на свою зарплату их купил.

— Когда Вы заинтересовались музыкой, церковным пением?

— На тот момент в Троицком был огромный приход, потому что на весь город было три храма: наш, Воскресенский и Покровский. В основном верующие ходили в Троицкий, потому что здесь был очень хороший хор. Регентовала Елена Васильевна Мищенко, а сам хор собрала Ирина Григорьевна Цветкова. Огромный был хор, человек тридцать. Во мне тогда зародились любовь и уважение к церковному пению.

Регент Елена Васильевна Мищенко была моим преподавателем по сольфеджио. Так сложилось, что те люди, которые здесь пели в хоре, преподавали и в моей музыкальной школе. Учителя знали, что я из храма, и старались давать мне духовные песнопения, учили меня кaнонаршить. Я ходил по музыкальной школе и кричал: «Глас вторый».

В музыкальной школе я учился два раза. Сначала по классу скрипки, еще до того, как мы пришли в храм. Первый класс в обычной школе был профилирующий — тоже музыкальный. Но тогда у меня не получилось посещать эти дополнительные уроки, потому что в нашей семье была сложная финансовая ситуация. На дополнительных уроках я сидел на задней парте и завидовал тем, кто выходил к доске и пел. Потом учительница по пению спросила: «Что ты там сидишь? Пойдем с нами попоем!». А я говорю: «За меня не платили». «Ну и что? Просто попоешь». Я, конечно, согласился. Учительница меня очень быстро выделила. Помню, я один солировал в песне «Сестренка Наташка — теперь первоклашка», а хор пел припев. Это было мое первое знакомство с хоровым пением.

Но, к сожалению, на скрипке я не удержался, потому что, придя в храм, я стал ходить каждый день на службу и прогуливать музыкальную школу. Отцу своему сказал: «Не хочу ходить, только в храм — и всё!». Отец не стал возражать. Наверно, мое пиликание на скрипке его замучило.

Так после трех лет занятий я бросил скрипку. А сейчас очень жалею, что бросил, потому что это полезно для развития и слуха, и голоса.

— А второй раз когда Вы пошли в музыкальную школу?

— Года три или четыре я пономарил, а потом мне захотелось чего-то новенького. Я стал ходить на клирос в левый хор. А через год мне предложили петь в Воскресенском храме. Тогда мои родители были его прихожанами. В Троицком был большой хор, было кому петь, а в Воскресенском надо было помогать. И я вновь пошел в музыкальную школу, уже на пение. Там моей преподавательницей стала Маргарита Эриковна — матушка отца Сергия Захарьи. Она меня научила всему. Я, помню, заявлял ей: «Про любовь я петь не буду», то не буду, это не буду. Она меня заставляла делать физические упражнения. Если бы не Маргарита Эриковна, я бы не научился петь.

— Вы пономарили и пели на клиросе. У Вас не было размышлений пойти учиться в семинарию или консерваторию?

— Были, но недолго. Потому что священники у нас были сильной старой школы, которые и в музыке очень много понимали. Это протоиерей Василий Стрелков, священник Сергий Захарья, диакон Андрей Николаевцев. Они были настоящими профессионалами. На их службе я просто не замечал, как идет время, настолько это было красиво и гармонично. Именно тогда я захотел стать диаконом, служить, как отец Андрей.

Они старались петь как можно больше. В алтаре всегда пели обязательные песнопения, а Великим постом духовенство поднималось на клирос и вместе с хором пело «Покаяния отверзи ми двери», «На реках Вавилонских». В детстве меня это очень впечатлило.

— Вы являетесь не только диаконом, но и регентом мужского хора. Легко ли совмещать эти две обязанности?

— В принципе, ничего сложного, потому что наш хор пока еще не так часто поет. Всегда в таких случаях вспоминаю, как мне один батюшка, когда я начинал жаловаться, говорил: «У тебя службы, а кто-то каждый день на заводе по 12 часов работает. Вот и сравни, кому тяжелей живется». Так что, мне кажется, ничего сложного нет. Служить — в радость, а петь… да и петь тоже в радость. Конечно, трудности иногда возникают, но все равно справляемся.

— Для прихожан Троицкого собора ваш хор стал настоящим открытием. Расскажите о репертуаре хора, как Вы его подбираете?

— Сейчас, к сожалению, нельзя сказать, что мы подбираем репертуар. Берем практически все, что есть. То, что мы поем, нельзя назвать знаменным пением, строго говоря. В большинстве случаев мы поем распевы: греческие, сербские, византийские. Мы поем гармонизации, расшифровки древних распевов, которые основаны на знаменном.

Сейчас всего несколько человек занимаются расшифровкой старинных песнопений, например Глеб Борисович Печенкин. Он является головщиком московского старообрядческого храма и занимается расшифровкой крюков. Крюки — это знаки древнерусской безлинейной нотации, применявшиеся в церковном пении с конца XI века. Сейчас немногие могут читать с листа крюковые песнопения, так называемые «топорики». Они переводят их в ноты, иногда добавляя свои голоса, чтобы было привычно нашему уху. Именно такие песнопения мы поем: расшифровки Глеба Борисовича Печенкина, Евгения Сергеевича Кустовского, Николая Дмитриевича Успенского.

Наша русская церковно-певческая культура за последние два века очень сильно изменилась. Это связано с общим развитием нашего государства, нашей культуры. И потому сейчас нам очень непривычно слышать в храме одноголосное пение. Хотя потребность в нем есть. Сегодня открывается много храмов. А для того, чтобы спеть знаменную службу красиво, достаточно двух, максимум пять-шесть человек. Не обязателен большой хор, как для архиерейских богослужений.

— Чем песнопения в таком исполнении помогают молящимся?

— Мы ходим в храм, слушаем на один и тот же манер исполняемые песнопения, молимся под них. А когда человек привыкает, уже сложнее себя заставить слушать песнопения внимательно. Знаменное пение очень проникновенное, волнующее. Казалось бы, эти песнопения зачастую не обладают какой-то повышенной музыкальной сложностью, имеют маленький диапазон, исполняются практически монотонно. Но, несмотря на это, они трогают сердце и душу. Человек внимательно вслушивается, и ему легче молиться.

— Что такое гармонизация? Часто на диске можно увидеть, например: «Милость мира знаменного распева в гармонизации П. Г. Чеснокова».

— Гармонизация — это добавление нескольких голосов к определенной мелодии в определенной гармонии. Или еще проще, присочинение гармонического сопровождения к какой-либо мелодии.

Очень много гармонизировал и развивал древние знаменные распевы диакон Сергий Трубачев. У него нет ни одного песнопения, которое напрягало бы слух или кому-то не нравилось. Так же Сергей Васильевич Рахманинов. Несмотря на то что его самое известное произведение — «Всенощное бдение» — глобальное, многоголосное, на самом деле, это что ни на есть древние русские распевы, которым подражал Рахманинов.

— Отец Роман, что бы Вы пожелали прихожанам для того, чтобы глубже понять и полюбить церковное пение?

— Чтобы лучше узнать церковное пение, во-первых, надо ходить как можно чаще на службы и стараться понять суть богослужения, его составных частей. Бывает, человек знает, что это «Херувимская» Кастальского, но не знает саму суть, что вообще значит «Херувимская песнь», какие действия происходят в алтаре. А во-вторых, стараться ходить на концерты. В нашей Саратовской митрополии достаточное количество достойных церковных хоров, которые доставят радость верующим и в храме, и на концерте.

Для воцерковления полезно купить диск и дома в свободное время послушать. Я бы посоветовал слушать песнопения, ориентированные на древние распевы. Их исполняют хор «Благовест» Оптиной пустыни, хор Московского подворья Валаамского монастыря, афонский хор монастыря Симонопетра. Конечно, хор Троице-Сергиевой Лавры, хор Московского Подворья Троице-Сергиевой Лавры, который создал Владыка Лонгин. Сейчас очень много хороших исполнителей.

Беседовала Екатерина Ульянова

Поделиться в: