Батарейки для мамы

Обычный мой день: вскочила, разбудила старшего, покормила, отправила в школу. Проснулась младшая, покормила, помыла, поиграла, укачала, приготовила обед, убралась. Встретила старшего из школы, покормила, усадила делать уроки, помыла посуду. Проснулась младшая, покормила, помыла, поиграла. Пришел папа с работы, покормила, помыла посуду, искупала детей, уложила спать, рухнула…

— Мама, почитай молитовку.

Наспех читаю «Отче наш», хочется поскорее добраться до подушки и заснуть.

— Нет, ты длинную почитай.

Сил нет. Молюсь сидя, еле разлепляя глаза. Где былое рвение, когда держала на руках мечущееся от жара тельце, и казалось, что сама жизнь висит на волоске, что она сосредоточилась в маленькой черной книжечке, и только сила твоей молитвы удерживает ее. Тогда ты молилась взахлеб, убеждаясь, что каждое слово молитвы — про тебя. «Спаси сына рабы Твоея!». Он спас. А ты? В Евангелии от Луки сказано: только один вернулся, чтобы поблагодарить. Вот и ты бредешь в числе тех девяти прочих. Молишься сидя, путая слова, читая утреннее правило вместо вечернего. Посуду моешь — стоя, а с Господом поговорить — спина болит...

Сын любит, когда я читаю Псалтирь. Начинает задавать вопросы. Отмахиваюсь — все вопросы потом, а то и шиплю — не мешай. Мама молится. Засыпает, не дождавшись ответа. Поздно приходит понимание, что сейчас, когда отмахиваюсь, не хочу отвечать, прячусь за усталостью и нехваткой времени, теряю что-то очень важное. Понимаю сегодня, а завтра снова отмахиваюсь. Уходит время, в следующий раз уже не спросит.

Как раньше он просил: «Мама, поедем в храм!» По всему было видно, чувствовал себя там, как дома. Бывало, начинал громко разговаривать, рвался в алтарь, задувал свечи, шел через весь храм за святой водой, или, забравшись на солею, начинал «регентовать» и класть земные поклоны. Тогда хотелось сгореть от стыда, хотя замечания никто не делал, приходилось выходить из храма и внушать чаду, чтобы стоял тихонечко, как другие дети, и никому не мешал.

 Со временем он понял, как нужно вести себя в храме, хотя крылья за спиной не выросли, и бывает, что замечания делать приходится. Но теперь уже я упрашиваю его поехать со мной в храм. Уговариваю. Обещаю что-то. Иногда удается уговорить. Иногда — нет…

Вспоминаю, как еще с маленьким читали на Страстной Седмице Евангелие для детей. Увидев распятие, расплакался:

— Поехали спасать Господа!

Как учили с ним «Отче Наш», и он запомнил:

— Господи, дай нам хлеба!

Как во время проникновенной проповеди, когда все в благоговейной тишине внимали словам батюшки, на весь храм заявил:

— Мама, мням-мням!

Как спрашивал, с какого возраста нужно исповедоваться, и, узнав, что с семи лет, расстроился:

— Мне сейчас нужно. Я столько всего согрешил!

Как однажды перед самым выходом ударил сестренку, и, придя в храм, встал спиной к алтарю и сказал:

— Мне больно смотреть в глаза Господу.

Как готовился к первой исповеди — в том самом храме, где просила когда-то о рождении сына, где его крестили и где он принял первое Причастие. И каким счастливым был, когда батюшка читал над ним разрешительную молитву.

Прежний настоятель любил детей — боковой придел при нем всегда был полон малышней, пол усыпан машинками и прочей игровой техникой, и пока шла служба, дети разных возрастов шумно возились под приглядом родителей. И никому не мешали молиться. Новый батюшка возню прекратил. Старшие дети теперь ожидают Причастия на улице, туда же выпроваживают и мам с грудничками. Что и говорить, детей в храме почти не стало. Мы здесь тоже бываем редко — когда гостим у мамы, но почти всегда идем в храм. Нельзя упустить такое счастье — дойти до храма пешком.

С нашей окраины до храма нужно ехать с двумя пересадками. Есть, конечно, и ближе, но там народа — не протолкнешься. Летом можно службу послушать — окна открыты. Зимой ничего не слышно. Топчешься с детьми возле храма, чтобы не замерзнуть. Для них это — обычная прогулка. К Причастию — как на штурм. Как на баррикаду. Ребенок — знамя. Простите, пропустите, расступитесь, дайте дойти до Чаши…Слава богу, причастились, ко Кресту уже не пойдем толкаться. Поэтому лучше с двумя детьми с двумя пересадками, но в большой храм. Поеду завтра. Завтра — воскресенье.

Самую младшую посажу в санки-коляску, которые отказываются ехать по асфальту в очищенном от снега центре города. Пусть. Все равно поеду. Приехали. В храме жарко, людно, скамейки заняты, нужно раздеть детей, держа на руках младшую, усадить старшего писать записки, обязательно купить ему свечи, помочь ему их поставить, потом найти место, где покормить младшую, попытаться понять, куда успел подеваться старший — вдруг вышел из храма и потерялся? К исповеди подходишь без единой мысли в голове. Все расползается, как старое рваное одеяло. В такие минуты решаешь, что, наверное, тебе в храм не нужно ездить, пока дети маленькие. А еще лучше в следующий раз оставить их дома, а заодно отложить все домашние заботы, чтобы как следует подготовиться к Исповеди и Причастию. Спасибо интернету и православным сайтам — каноны и правило ко Причастию можно ночью с мобильного телефона почитать — не нужно включать в комнате свет, и страницами не шуршишь. Но слышишь ответ батюшки: дети важнее. И успокаиваешься. Даст Бог сил вырастить их, даст и возможность помолиться спокойно в храме. После Причастия переполняет радость — как же хорошо, что собрались и все-таки приехали в храм! «Видехом свет истинный» — особая радость от того, что вместе с тобой этот свет увидели и твои дети.

Тут и понимаешь, что в них и есть твое спасение. В служении им сейчас, когда ты им так нужна. Вырастут — будут самостоятельными. А пока ты несешь за них ответственность. Ведь если подумать, то твои дети —  и не твои вовсе. В смысле — не твоя собственность. Они не принадлежат тебе. Это дар, данный на время, порученный тебе Богом. Свидетельство любви Господа к тебе. Кем они вырастут, какими людьми станут — за все будешь нести ответ.

Поэтому: встала, накормила, помыла, одела, поиграла, погуляла, помогла сделать уроки, приготовила обед, убралась, помыла посуду, постирала, уложила спать, а перед сном почитала детям сказку и ответила на все-все их вопросы. И дай Бог завтра делать то же самое!

Мудрый старец Паисий говорил, что став матерью, женщина начинает походить на самозаряжающееся устройство: чем больше напрягается в работе, тем больше заряжается. Потому что заряжает эти батарейки любовь.

Священник Владимир Растопшин, настоятель Свято-Троицкого храма с. Ивантеевка, отец пятерых детей:

— Пока дети ясельного возраста, матери поневоле приходится ограничивать посещение храма, самой стать как ребенок: сократить время пребывания в храме, а где-то и домашнее правило чуть уменьшить. Тут уж ничего не сделаешь, нужно воспринимать воспитание детей как послушание, данное Богом. По мере роста ребенка необходимо самой увеличивать время, проведенное за богослужением, и увеличивать количество читаемых дома молитв. Нужно расти духовно вместе с ребенком. Как в питании ребенка постепенно переходят с молока на твердую пищу, так и в духовной жизни необходимо не оставаться на одном месте, постоянно идти вперед.

Маме в повседневной жизни необходимо обращаться к Богу и сердцем, и умом. Как писал в своей книге «Что есть духовная жизнь и как на нее настроиться» святитель Феофан, затворник Вышенский: «Надобно Вам все вещи, какие бывают у Вас на глазах, перетолковать в духовном смысле, и это перетолкование так набить в ум, чтобы, когда смотрите на какую вещь, глаз видел вещь чувственную, а ум созерцал истину духовную. Например, видите Вы пятна на белом платье и чувствуете, как неприятно и жалко это встретить. Перетолкуйте это на то, как жалко и неприятно должно быть Господу, Ангелам и святым видеть пятна греховные на душе нашей, убеленной созданием по образу Божию, возрождением в купели крещения или омытием в слезах покаяния. Слышите Вы, что малые дети, оставшись одни, поднимают беготню, шум и гам. Перетолкуйте это на то, какой поднимается шум и гам в душе нашей, когда отходят от нее внимание к Богу со страхом Божиим. Обоняете Вы запах розы или другой какой, и Вам приятно, но, попав на течение дурного запаха, Вы отвращаетесь и зажимаете нос. Перетолкуйте это так: всякая душа издает свой запах: добрая — хороший, страстная — дурной. Ангелы Божии и святые, а нередко и земные праведники обоняют сей запах и о хорошем радуются, о дурном же скорбят. Это я говорю Вам только для примера, а всякая вещь разные может порождать духовные мысли, у одного одни, у другого другие».

Поделиться в: