Ответственность — единственный способ что-то изменить

— Людей очень волнует роскошь. Есть ощущение, что Церковь живет роскошно и позволяет себе многое, когда страна находится в кризисе.

— Я не знаю роскошно живущих священников в нашей епархии. Не знаю. Да, у многих есть автомобили. Роскошь это или нет? Я считаю, что необходимость, особенно в сельской местности, где каждый священник, помимо основного храма, служит еще в двух, а иногда и в трех других. До них, конечно, надо на чем-то добираться. И когда я назначаю какого-то батюшку в село или в райцентр, я всегда думаю о том, чтобы у него была машина. Это абсолютная необходимость. Мы несколько раз помогали нашим батюшкам приобретать машины, изыскивали средства. Наличие дома с удобствами, с теплой водой для молодой семьи, у которой маленькие дети — роскошь это или не роскошь? Я думаю, что это тоже необходимость. Поэтому всё зависит от того, как на это смотреть.

— В продолжение темы о роскоши священнослужителей. Сейчас я просто обратил внимание на автомобиль, стоящий здесь во дворе — это Toyota Camry новой модификации. Насколько я помню, достаточно недавно у Вас был старый автомобиль…

— Я не считаю, что такой автомобиль является совсем уж страшной роскошью, хотя, конечно, это хорошая машина представительского класса. Дело в том, что у меня много поездок по епархии, я постоянно в разъездах. И это не моя прихоть, это моя обязанность. Перед рукоположением архиерей дает присягу, обещание, что он будет постоянно объезжать приходы вверенной ему епархии. Поэтому автомобиль для меня совершенно не роскошь, а средство передвижения. Это тот вид расходов, который абсолютно себя оправдывает. Ведь моя деятельность тоже некую пользу епархии приносит? Для меня это не вопрос самоутверждения, а вопрос выживания, потому что если я буду ездить на совсем уж простой машине по нашим дорогам, то через какое-то время от меня ничего не останется. Когда я был в Москве настоятелем Подворья Троице-Сергиевой Лавры, у меня было принципиальное неприятие импортных автомобилей, я всегда ездил на отечественных. У меня были  «девятка» и «Волга», я говорил, что это меня вполне устраивает, и больше мне ничего не надо. Кто-то даже видел в этом некоторую фронду с моей стороны. Теперь, приехав сюда, я оказался в числе «роскошествующих», потому что езжу на Camry. Машина эта куплена в рассрочку и за счет того, что была сдана предыдущая, которая уже прошла слишком много.

— Не замечаете ли Вы в последнее время негатив по отношению к Церкви, видите ли Вы в этом вину самой Церкви тоже?

— Вы знаете, есть хороший святоотеческий принцип — очень важно прислушиваться к врагам. Потому что друзья любят тебя и говорят хорошие, добрые, теплые вещи. И это мешает, потому что успокаивает. А враги не любят тебя, и потому видят все твои недостатки. Пусть они говорят о них не потому, что хотят тебе помочь, а, наоборот, хотят уколоть, унизить. Но именно поэтому надо обязательно их слушать, и эти недостатки исправлять. Я всю свою жизнь стараюсь так поступать.

Негатив по отношению к Церкви имеет много составляющих. Во-первых, нас стало намного больше по сравнению с тем, что было. Я все-таки верующий человек ещё с советских времен. Поэтому на моих глазах Церковь выросла как дерево из семечка. Мы стали более заметны просто по закону больших чисел. Конечно, мы в чем-то ошибаемся, в чем-то не так поступаем. Людям свойственно ошибаться. Но сегодня это всячески высматривается, разыскивается, демонстрируется, будируется. Ушел некий налет таинственности: «что там, в этой Церкви?»,— который был еще 25-30 лет тому назад. Это, с одной стороны, хорошо. Но было бы еще лучше, если бы при этом произошло осознание, что такое Церковь, каковы ее основные задачи. Есть, конечно, уже достаточно много тех, кто считает Церковь своим врагом по определению. Это и сектанты, и язычники, и атеисты, и вновь поднявшие голову коммунисты, которые в 1990-е годы говорили, как они любят Православную Церковь, если помните. Я думаю, что сочетание этих моментов и производит такие нападки.

Но, с другой стороны, это нормально. Господь ведь не обещал своим чадам вольготной и радостной жизни: «В мире скорбны будете,—  сказал Он свои ученикам,—  но мужайтесь, ибо Я победил мир».

— Еще такой вопрос: зачем Церкви столько недвижимости?

— Когда произносят слово «недвижимость», все сразу представляют себе большой мешок с деньгами, да? Недвижимость — это нечто, что приносит доход. Церковная недвижимость, по крайней мере у нас здесь, в Саратове, дохода не приносит абсолютно никакого. Например, здание, в котором мы находимся,— это недвижимость? (Пресс-конференция проходила в здании духовно-просветительского центра Троицкого собора, где размещается воскресная школа). Она построено нами, трудами нынешнего Владыки Пахомия. Но это только расходы: на содержание, отопление, воду и т.д. Здесь занимаются кружки, воскресная школа, приходской театр, здесь размещается епархиальный архитектурно-реставрационный отдел, службы собора и тому подобное.

Если посмотреть в окно, здесь (на Музейной площади) всё наше церковное, да? Музей краеведения — бывшее общежитие семинарии; в домах рядом жили преподаватели. Вот там — часовня Казанской церкви с домом причта. Здание школы — первый учебный корпус семинарии, где, кстати, учился Н.Г. Чернышевский. И еще много зданий, которые прежде принадлежали епархии. Но видите:  никто не выгоняет музей краеведения и других, даже не пытается это сделать. Мы берем только то, что нам действительно необходимо, чтобы обеспечить работу, учебный процесс: здание семинарии на улице Мичурина, епархиальное управление.

Что касается собора Александра Невского — посмотрим. Каждый раз, когда меня спрашивают, я отвечаю одинаково: сначала нужно найти или построить полноценную замену существующему сегодня стадиону «Динамо». Это не потому, что я хорошо отношусь к тому факту, что на могилах саратовских архиереев, моих предшественников, беговые дорожки. Но потому, что я понимаю: это учреждение нужно горожанам. Если смогут найти ему адекватную замену, я считаю, что нужно восстановить кафедральный собор Александра Невского. Но, как видите, никаких решительных шагов в этом направлении мы не предпринимаем.

— Почему всё упирается в этот несчастный стадион? Останки можно эксгумировать, археологические раскопки…

— Там не получится эксгумировать, мы не знаем, где они. Взорвали собор, потом всё это засыпали кирпичом, щебнем. Там нужно разрыть весь стадион, чтобы найти, понимаете? Нынешний стадион располагается на месте собора, колокольни и площади. Посмотрите старые фотографии. Для того, чтобы эксгумировать останки, нужно практически разобрать стадион.

— То есть место — это принципиальный вопрос?

— Я считаю, что так не должно быть в нормальной стране — чтобы кладбище превратить в стадион. Конечно, кто-то может сказать, что в этом нет ничего страшного, такая точка зрения существует. Но я с ней не согласен.

— Ну а если Вам скажут: в центре города, но в другом месте, ситуация не устроит?

— Только одно место возьму взамен — место памятника Ленину на Театральной площади. Это шутка конечно. Но на самом деле, я думаю, что этот вопрос (с восстановлением собора) как-то разрешится. Я надеюсь на это.

— Болезненный вопрос для людей — забор вокруг храма: на Соколовой горе, храм Александра Невского, Митрофановский храм, храм в Детском парке... С чем связано это заборостроительство?

— Здесь две темы. Первая — это забор вокруг строящегося храма. Это просто необходимо, это вопрос техники безопасности. Что касается других храмов… Понимаете ли, в чем дело? Если бы мы жили в обществе высококультурных людей и хорошо воспитанных блогеров, которые задают эти вопросы, наверное, проблем действительно не было бы. Но, к сожалению, совершенно разные люди есть. Например, у нас на территории Троицкого собора есть небольшой садик, там в пруду плавают золотые рыбки. Очень детям нравятся, рядом детская площадка. Сколько раз у нас травили этих рыбок? Раза три, наверное. Спрашивается, кому это надо? Ну, красиво же! Лилии, кувшинки цветут, мостик деревянный, сад. Люди любят фотографироваться здесь. Дети играют. А кто-то приходит и травит рыбок…. Допустим, ты не любишь  попов, Церковь тебе враг, но это-то зачем?

И гораздо более неприятные вещи случаются. Оскверняют храмы, воруют. Заборы — это вещь, возникшая из-за падшего человеческого естества. Если бы не было греха, то и заборы, конечно же, были бы не нужны.

— Что изменилось в Вашей жизни после того, как Вы стали пользователем соцсетей?

— У меня разрушились иллюзии относительно многих людей и вещей. Потому что социальная сеть для некоторых — на уровне исповеди. Люди не смущаются и не боятся рассказывать о себе такие вещи, которые, в общем-то, обычно стараются держать глубоко в тайниках души. Конечно, социальные сети изменили и внешний, и внутренний облик сегодняшнего человека.

— Сейчас сложное экономическое положение в нашей стране, и многие считают, что проще уехать из страны за рубеж, чем остаться здесь и пытаться что-либо изменить. Как Вы считаете,  должен ли верующий человек быть патриотичным?

— Я думаю, что любой человек должен быть патриотом. Понимаете, уезжать из страны — это бегство, отступление. Я считаю, что каждый человек должен делать свое дело, на своем месте, максимально ответственно, честно. Это единственно действенный способ изменить что-то в нашей жизни и вокруг нас. А бежать —  я против этого. Многие считают, что это лучший выход из положения, но я так не считаю.