Психолог в концлагере, балерины в блокаде и дети войны: три книги для поднятия духа в трудное время

Время самоизоляции для многих из нас стало испытанием вынужденным бездействием, отсутствием возможности зарабатывать и неуверенностью в завтрашнем дне. В эти дни, когда мы вспоминаем 75-летие нашей великой Победы, рука сама потянулась за книгой «Сказать жизни “Да!”». Прочитанная несколько лет назад, она дала мне ценнейшую пищу для размышлений, и именно сейчас ее нужно было перечесть новыми глазами. Затем мне случайно попалась книга «Танцуя под обстрелами», а потом, уже осознанно, я искала документальную книгу о детях войны. И хотя все эти книги нельзя отнести к православной литературе, их герои: врач и артисты, школьники и молодежь – обычные мирные жители с мирными профессиями, такие же, как мы с вами, – помогают своими свидетельствами вдохнуть мужество в наши колеблющиеся души.

Виктор Франкл. «Сказать жизни “Да!”: психолог в концлагере»

Эта книга уникальна во многих отношениях. Во-первых, австрийский ученый, оказавшийся в концлагере, – это не тот психолог, который беседует о ваших проблемах за чашечкой чая. Виктор Франкл – настоящий практикующий врач, который спасал не только души людей, но и их тела, делая сложные нейрохирургические операции. Что же касается душевных болезней, то задолго до Второй мировой войны он глубоко изучал психологию депрессий и самоубийств, которые успешно предотвращал среди людей из группы риска в Вене.

Во-вторых, этому ученому выпала уникальная возможность проверить свою теорию «психологии смысла», разработку которой он окончил перед войной, на себе самом. Имея возможность уехать в США, Виктор Франкл этого не сделал, а остался со своими близкими и пациентами. Даже в концентрационных лагерях Освенцим и Дахау, куда он был заключен с 1942 по 1945 годы, этот врач помогал спасать души людей, в первую очередь предотвращая самоубийства.

В-третьих, и теория, и кровавая практика, которую ученый испытал на себе и своих сотоварищах по несчастью, удивительным образом подтверждают евангельские истины. Не будучи христианином по закону, Франкл, тем не менее, являет нам яркий пример слов древнехристианского апологета Тертуллиана о том, что «души по природе христианка». Являясь по духу верующим человеком, который в трудные моменты обращается к Богу, Франкл-ученый, наблюдая за другими узниками, делает объективный вывод о том, что «наибольшие шансы выжить имели не те, кто отличался наиболее крепким здоровьем, а те, кто отличался наиболее крепким духом, кто имел смысл, ради которого жить». «Именно этим, и только этим, можно объяснить тот факт, что люди хрупкого телосложения подчас лучше противостояли лагерной действительности, чем внешне сильные и крепкие», – заключает автор. Смыслом, по словам Франкла, может быть любовь к родным или стремление закончить научный труд, но именно у религиозных людей смысл их жизни имеет самое прочное основание, над которым не властны мучители ни в первые века христианства, ни в XX или XXI веке.

Как близко это к православному «кто ны разлучит от любве Божия». Виктор Франкл, потерявший в тех страшных лагерях жену и всех родных, кроме сестры, не только не ожесточился, но и нашел новый смысл человеческому страданию. И это опять перекликается со словами «я полюбил страдание» нашего соотечественника святителя Луки (Войно-Ясенецкого), также прошедшего лагеря.

Книга «Сказать жизни “Да!”» – о свободе выбора, даже за решеткой концлагеря: выбрать жизнь или прервать ее. Эта книга о любви, над которой не властны мучители, и о прощении палачей, без которого невозможна ни настоящая жизнь, ни настоящая любовь.

Наконец, написанная в 1945 году, эта книга стала символом победы для многих людей, переживших ту страшную войну и переживающих и будущих переживать свои личные войны и страдания. Победы духа над мучениями, человечности над сатанизмом и жизни над смертью.

И.А. Нечаев, Н.П. Сахновская, О.Г. Иордан. «Танцуя под обстрелами»

В отличие от произведения Франкла, которое давно стало бестселлером, эта книга выпущена меньше года назад. Военный музей Карельского перешейка представил нам сборник личных дневников артистов оперы и балета Кировского (ныне Мариинского) театра.

Являясь документальным памятником эпохи, она добавляет новые страницы в историю не только блокадного Ленинграда, но и нашей страны и нашей Победы. Она рисует образ творческого человека, неразрывно связанного со своим народом и своей Родиной, и будет интересна не только любителям искусства. Возможно, именно людям, далеким от балета и оперы, она поможет снять штампы с этих прекрасных, но таких далеких от жизни сфер и узнать о жизни утонченной «богемы» поближе. Например, о том, как знаменитая прима-балерина Галина Уланова в начале блокады наравне со всеми плела маскировочные сети в театральных мастерских. Или о том, как истощенные артисты танцевали в военно-полевых условиях, при минусовой температуре, теряя сознание от голода прямо на сцене.

Выступали, не щадя себя и не делая скидок на осадное положение. Всё, как положено: с поддержками (хотя мужчин осталось совсем мало и физическая форма многих была в плачевном состоянии), на пуантах (которых в городе почти не осталось, и балерины танцевали, латая старые и рискуя своими ногами), по 30–40 выступлений в месяц (для сравнения: сейчас солисты выходят на сцену в среднем 8 раз в месяц).

О том, какой высокий уровень поддерживала поредевшая труппа, рассказывает следующий случай. К концу лета 1942 года в оперной труппе осталось всего пять артистов хора. «Пришлось набрать людей с непоставленными голосами, не умеющих читать ноты. Но хористы так упорно работали и учились, – вспоминает руководитель оперной труппы на время блокады Иван Алексеевич Нечаев, – что добились поразительных результатов: почти все они были приняты в академическую труппу, когда театр… возвратился в Ленинград».

Несмотря на трудности блокадного времени и специфические проблемы артистов (нехватка состава, сцен, костюмов, обуви), больше всего им хотелось трудиться и тяжелее всего было осознавать себя ненужными. «Тяжелым кошмаром вспоминались месяцы вынужденного бездействия, – пишет руководитель балетной труппы в блокадное время Ольга Генриховна Иордан, – работать хотелось мучительно».

Хрупкие, невесомые балерины, которые за это страшное время превратились в тени самих себя прежних, стремились на помощь городу и фронту. «Захваченные общим подъемом, мы работаем с большим рвением. Приносить пользу, служить защитникам нашим и подвижникам-ленинградцам стало самой насущной моральной потребностью. Еще мало сил, не хватает дыхания, темнеет в глазах. Иногда не удается закончить танец, теряю сознание. Но в таких случаях наши зрители высказывают большое сочувствие и теплоту», – вспоминает солистка балета Наталья Павловна Сахновская.

Книга «Танцуя под обстрелами» – не только о балете (хотя ему посвящена большая часть). Здесь есть очень интересные факты о жизни осажденного города. Например, как весной 1942 года ленинградские ученые «исследовали травы и в Елисеевском гастрономе сделали витрину – выставку с образцами трав, годных в пищу: лопух, лебеда, крапива, почки». А «роскошный новогодний ужин» на военном корабле в 1942 году состоял из «порции пшенной каши и ломтика черного хлеба со шпротиной». И главное: эта книга о том, что русский балет – это красота и сила не только тренированного тела, но в первую очередь – несгибаемого духа, порой держащегося в изможденных телах.

Каждый из артистов мог – рано или поздно – уехать из многострадального Ленинграда. Но по разным причинам никто из них этого так и не сделал. Все они могли бы повторить вслед за другой служительницей муз, встретившей начало блокады, – Анной Ахматовой:

Я была тогда с моим народом,
Там, где мой народ, к несчастью, был.

На время эпидемии Военный музей Карельского перешейка сделал нам подарок и выложил на своем сайте в бесплатный доступ pdf-версию книги, чтобы подбодрить «тех, кто растерялся и на секунду потерял присутствие духа в связи с последними событиями».

«Детская книга войны: Дневники 1941–1945»

Эта «недетская» книга представляет собой 35 дневников детей войны. Разных, порой совсем коротких, ужасающих своими неумолимыми фактами, как знаменитый дневник Тани Савичевой. Или пространных и длинных, как дневник почти взрослого юноши-блокадника. Пять страшных глав: блокада Ленинграда (самая длинная, почти половина книги), узники гетто и концлагерей (самая короткая и самая жуткая), угнанные в Германию, фронт и оккупация, тыл.

Строго говоря, совсем детских дневников в сборнике мало: младшие школьники делают это редко, и их записи – это в основном записи о еде. А вот дневников подростков лет 14 и молодежи 16–17 – большинство. И именно их читать тяжелее всего. Они уже не дети, они чувствуют острее и понимают больше. Их уже гложет не только физический голод, разруха и бомбежки, но и тоска по возможности учиться, по счастливой мирной жизни, по первой любви и семейному теплу.

Но они еще и не взрослые, которые, как в предыдущих книгах, успели до войны обрести себя, создать семьи, найти свое призвание и работу, приносящую смысл. Оттого им тяжелее, их переживания порой острее, и читать эту книгу физически тяжело. Я заставляла себя делать это по чуть-чуть, как пьют горькое лекарство, которое я сама прописала себе.

Но вот «прописала» бы я эту книгу детям? Скорее всего, нет. И дело даже не в том, что люди на его страницах едят кошек, выживают в адских условиях и терпят самые настоящие мучения. Их душевные переживания страшнее. Например, как дети от голода объедают родителей и родители – детей. Потом жутко мучаются совестью, но голод сильнее. А воровство еды в то время – это почти всегда обрекание обокраденного на голодную смерть. И если взрослые, задавая себе вопросы: «за что?» и «почему?», находят на них ответы, то у отроков таких ответов зачастую еще нет.

Историю лучше всего учить не по учебникам, а по таким живым дневниковым книгам, фотоархивам, документальным фильмам. Но только кому-то лучше делать это не раньше 14–16 лет. А особо впечатлительным – и вовсе после совершеннолетия. А еще лучше – прочитать эту книгу сначала родителям, а потом решить, какие из этих дневников показать своему ребенку. Чтобы они, как одна 14-летняя современная девочка, не говорили в ответ на поздравление с Днем Победы: «Я не дед, я не воевала».

Герои «Детской книги войны» тоже не воевали в прямом смысле этого слова. Но война без спросу вошла в их жизнь. Не всех из них и героями-то можно назвать. Такими, которые убегали на фронт или в ополчение, наравне со взрослыми несли вахту в госпиталях и на заводах. Некоторые проклинают войну и ненавидят отчимов, грезят о любви, красивой жизни и модельных туфлях, танцуют «Рио-Риту», воруют хлеб и не хотят идти в курсанты. Кто будет их за это винить? Точно не я, сытый и благополучный взрослый человек.

А еще: красной нитью через эту книгу, как и через две предыдущие, проходит вера.

«Боженька! Ниспошли мне такую милость» (сесть за обеденный стол вместе с родными).

«Мама определенно верит в Бога. Она считает, что за нас молится Папочка… Я… после таких событий… просто готова поверить в Провидение».

«…мы были в огненном кольце, но Бог спас нас, и слава Богу» (девочка из сталинградской семьи, где было 9 детей).

«“У меня вся надежда на бога. Вот я и коммунистка, а в бога верую” (о матери)… Я чувствую, что, пожалуй, я тоже становлюсь религиозен, смотрю на икону и молю бога, чтобы отвлек от нас это несчастье» (юноша 16 лет, который не выжил в блокаду).

«За свои капризы я достойно наказана богом».

И пусть слово «бог» некоторые пишут с маленькой буквы, многие из них в войну впервые обрели веру.

А еще они идут учиться, даже когда в Сибири зимой нет валенок; заглушают голод чтением и мучения – стихами любимого Пушкина.

По-детски боятся, что начавшаяся война быстро закончится и они ничего не успеют увидеть и сделать.

Шутят. «Немцы уже устали стоять у Сталинграда. Гетто призывает жертвовать стулья, чтобы они могли там посидеть».

Любят. Такой любовью, которая преодолевает время, расстояние и саму смерть, как любят юноша и девушка из Брянской области, угнанные в Германию, которые вернулись, поженились и родили сына и дочь.

А главное, им, этим еще не взрослым, но уже не детям, очень хочется жить. Жить, чтобы на всю долгую жизнь сохранить пережитое в памяти и до конца дней хранить эти дневники. Чтобы передать нам нечто важное, как эта девушка, записавшая 9 мая 1945 года:

«Мне хотелось встретить его как-нибудь серьезно, чтобы я в это время где-нибудь по-настоящему работала. У меня не было радостного веселья, у меня была какая-то строгая радость. Я танцевала и пела, но мне (пожалуй) больше хотелось сказать людям что-нибудь такое, чтобы они стали бы сразу смелыми, честными, добросовестными и трудолюбивыми. Чтобы они поняли, что же в жизни есть хорошее, когда бывает действительно весело, а действительно бывает только тогда, когда ты сделал какое-нибудь трудное и благородное дело и потом веселишься. Тогда веселье и счастье бывает настоящее».

Ксения Гринькова