Без кнута и пряника

Однажды, как крыса с корабля, я сбежала из команды вожатых лагеря за пару недель до его открытия. Тогда меня не остановила ни моральная ответственность перед друзьями-коллегами, ни впечатляющие планы работы, которые я собиралась там воплотить, ни отсутствие каких-то других планов на мой отпуск…

Пока не стал своим

Когда новый руководитель лагеря категорически отказался обсуждать тему правил и наказаний в лагере, я поняла, что делать мне там нечего. Слишком хорошо я знаю жизнь, чтобы кидаться в стихию лагеря, не договорившись на берегу о правилах игры. Слишком большой риск в этой ситуации потерять лицо и подмочить репутацию.

Без наказаний можно обойтись там, где педагог – личность значимая и уважаемая, а правила игры известны и выполняются. В противном случае миссионер среди дикарей становится просто мясом.

В силу обстоятельств мне несколько раз приходилось на новых рабочих местах заново зарабатывать свой авторитет. И уверяю, это очень травмоопасный момент. Этот период тяжело пережить и в школе, где общие правила установлены, родители в зоне доступа, а контакты с детьми не больше 6 часов в сутки. А в лагере каждый подросток осознает возможность начать жизнь с чистого листа, расширив границы дозволенного, а вожатый, 24 часа находясь среди детей, эти границы охраняет и оказывается в роли разоруженного пограничника и в пограничном состоянии психики.

Приходишь в новую школу – и ты всего-навсего новая географичка. Ты обнулилась. Здесь твой прежний опыт и знания никому не интересны, никто пока не видел твоих выступлений, никого не впечатляли успехи твоих учеников, никто не увидел в тебе интересного собеседника. Ты – никто и звать тебя никак. И если дашь слабину, тебе не дадут даже возможности что-нибудь этакое показать. Каждый ученик, педагог и даже завхоз будут расширять свою территорию за счет твоего огорода.

Эти честные голубые глаза…

Урок в 6 классе. С изумлением вижу, как голубоглазый лохматый ангелок со второй парты плюет шелухой тыквенных семечек, стараясь попасть в Гренландию. Улыбается мне и плюет. Класс неуверенно хихикает и явно одобряет его действия. Выношу швабру:

– Когда закончим урок, хорошенько прибери в кабинете. Продолжим…

– Да никогда в жизни этого не будет!

– Гончаров никогда не убирает, даже если дежурный, – пискнул тоненький голосок с «камчатки».

– А у меня в кабинете и не такие орлы за собою убирают. Откройте атласы и тетради…

К концу урока заплевано пространство у доски, выставлено три двойки за безделье сильно увлекшимся болельщикам. К чести Гончарова, он что-то на трояк сделал в своей тетради, не прерывая своего перформанса.

– Урок окончен. Все свободны. А Вас, Штирлиц, я попрошу остаться.

Я боялась, что боец проскочит с толпой, и встала в дверях, но он туда не стремился. Для верности я закрыла дверь на ключ.

– До которого часа Вы тут собираетесь сидеть? – вежливо осведомился он.

– Уйду, когда будет вымыт пол.

– Долго же вам сидеть придется… а мне, простите, некогда.

Я не успела и ахнуть, как Ванька без куртки сиганул в открытое окно, оставив меня со своею одеждой, ранцем, ключом и шваброй.

Вы не представляете, с какой скоростью моет пол взбешенная училка! Я яростно мыла пол, с тоской осознавая, что после уборки мне следует пройти три километра по грязи, чтобы поговорить за жизнь с Ванькиной матерью…

А через день Ванька пришел в класс, гордо неся фингал, поставленный ему отчимом. На его столе лежала аккуратная горстка тыквенных семечек. И это был мой провал. У маленького Гончарова рождалась слава несгибаемого революционера с ореолом мученика за идею. А у меня – чувство вины и беспомощности.

Школа гудела. В коридоре меня под локоток подхватил директор, и я оказалась на ковре рядом с Ванькой. Долгий нравоучительный монолог босса завершился неожиданным приговором:

– В наказание Гончаров будет неделю мыть пол в вашем кабинете. Поручаю Вам это проконтролировать.

Все.

Круг замкнулся. Я – никто. Звать меня никак.

А Гончаров НИКОГДА не моет пол.

Мне захотелось повеситься на воротах школы и сделать напоследок какую-нибудь невообразимую гадость. Я пошла к турникам, где десятиклассники, издалека увидев меня, погасили сигаретки. Без вступлений, севшим от волнения голосом, я хрипло сказала:

– Кто заставит Гончарова мыть пол, освобождается от дежурства по кабинету.

– Че, в натуре?

– Не в натуре, а в кабинете. Желаю удачи.

Представляете, ЧЕМ я сознавала себя, выстраивая дедовщину в первый месяц работы на новом месте? А был ли у меня другой выход?

…Гончаров третий день моет пол в кабинете. Новых синяков нет. На угнетенного невольника не похож, шутлив и приветлив, добросовестен, воду меняет три раза. Уходя, говорит мне «до завтра» и, кажется, тоже не держит на меня зла. Но кто же из головорезов 10 класса воспользовался моими подлыми дежурственными льготами? Не поверите! Гордость школы, активист и капитан школьной футбольной команды Коля Харчев, с честными глазами, так проникновенно читавший Есенина на школьном вечере... Когда б вы знали, из какого сора...

Теперь о наказаниях в семье

Знаете, чем отличается семья от лагеря? Она начинается с любви. Лагерь должен ею закончить. А начаться он должен с правил и контроля, который включает, увы, и наказания. Иначе свободой и волей воспользуются наглые и сильные за счет скромных и слабых. А вожатые, не ставшие пока авторитетами, на бегу решая новые и новые конфликты, должны будут изобретать новые и новые рычаги воздействия на нарушителей, теряя при этом свою компетентность.

Часть родителей воспитывает детей по принципу «провинился-накажу».

Ребенок, например, покурил папкиных сигарет, выругался или стащил чужой совок. Родитель отругал, отвесил подзатыльник, взял ремень… или, скажем, провел длинную воспитательную беседу. Какие выводы сделал ребенок?

1. Курить, воровать и материться плохо.
2. Если мать узнает, мне будет плохо.
3. А если не узнает – мне будет хорошо.
4. Если взрослые не видят, мне можно многое.

А вот как сформировать тот стержень, который не позволит человеку совершить проступок, даже если нас нет рядом?

Во-первых, это должен сделать значимый для ребенка человек. Любимый. Уважаемый. Нужный. Интересный.

Во-вторых, отношение этого человека к поступку должно быть понятно ребенку.

В-третьих, нравственный выбор ребенка должен быть свободным.

В-четвертых, обязательно должна существовать обратная связь. Как в отрицательном случае, так и в положительном. Значимый человек должен высказать мнение о выборе ребенка. Закрепить поощрением, искоренить порицанием.

Примитивнейший пример: как это работает

Есть два стакана с водой – левый и правый, и отличаются они только этим. Если вы знаете, что маме приятно, когда пьют из правого стакана, то, не вдаваясь в подробности маминых странностей, вы будете брать именно правый, рассчитывая хотя бы на мамину улыбку. N повторений – и уже по инерции вы не возьмете левый стакан, даже с перепугу.

Вот по такому принципу мы будем действовать в любой воспитательной ситуации. Четко отрабатывая все четыре пункта.

Пить слева или справа – разницы нет никакой. И настолько же детям нет разницы между агрессией, вандализмом, грубостью и игрой, например. И глупо взывать к их совести и рассудку, ожидая прекращения этого безобразия. А вот реакция на это действие значимого взрослого детям понятна, важна и побуждает к выбору желательного нам действия. Понимание нравственных запретов придет к человеку лет в 7, а чаще к 10+. А пока работает только эта примитивная схема.

Даже отпетому хулигану хочется стать хорошим среди значимых людей. Получить одобрение своего поступка. Сделать приятное. Встретить улыбку. И никто не хочет кого-то разочаровывать, расстраивать и казаться дураком.

Схема не срабатывает? А значимый ли вы человек для ребенка? А четко ли вы определили для него, что вам нравится, а что нет? А была ли у него свобода выбора? А не забыли ли вы озвучить свою оценку (похвалить и одобрить так же важно, как и осудить). Если условия соблюдены, наказания вам не понадобятся.

Поделиться в: