Тепло молитвы предков

В коллекции протоиерея Сергия Ксенофонтова, клирика храма в честь Сошествия Святого Духа г. Саратова,— несколько книг, пришедших к нам из далекого XVIII  века. Это и удивительно красивое издание Иоанна Златоуста на зеленой тряпичной бумаге, и Апостол екатерининских времен… Впрочем, я не знаю, подходит ли к собранию отца Сергия слово «коллекция». Лучше, наверное, сказать, что он — по первому, светскому образованию историк — создал своего рода реабилитационный центр для старинных богослужебных и иных церковных книг — все эти раритеты погибли бы, не попади они однажды в его руки.

— Отец Сергий, а какая книга у Вас самая старая?

— Самая старая — Патерик 1720 года, это петровские времена. Он сейчас находится на реставрации. А из тех, что Вы можете здесь видеть —  Псалтирь 1725 года, это год смерти Петра Первого.

— Но как же они у Вас оказались?

— Патерик 1720 года принесли в Духосошественский храм на сожжение — как ни на что уже не годную книгу. Кто принес — неизвестно, положили и ушли. Псалтирь 1725 года я нашел в куче мусора возле сносимого дома на углу Мясницкой и Большой Горной. Апостол удалось выкупить из антикварного магазина — был период, когда подобные книги ценились там недорого.

Редкий исторический экспонат — книга «Об униатских заблуждениях, или Папские враки», изданная в 1765 году в Гродно, — обнаружился в старом чемодане, который принесла отцу Сергию соседка: «Бабушка у нас умерла, книги какие­то старые от нее остались. Куда мне их девать? Посмотрите — может быть, Вам такие нужны». Напомним, что Брестская церковная уния 1596 года — навязанное западным землям тогдашнего Русского государства подчинение папскому престолу с внешним сохранением православного богослужения. Книга, которая, кстати, неплохо сохранилась — очередной шаг мужественных защитников Православия на Малой и Белой Руси.

— Как же оно начиналось, это Ваше собрание? Вы ведь еще в молодости этим увлеклись?

— Я родился и вырос в селе Милорадовка Краснопартизанского района; село это старинное, в нем жило немало старообрядцев, но и «никониан» тоже немало. И в округе много было таких же старинных сел; сейчас, к сожалению, большинство из них вымерли или вымирают. Еще в детстве я знал бабушек и дедушек, которые в советское время хранили старинные книги. Конечно, мне было это очень любопытно. Но на всю жизнь в память врезалось и, может быть, будущий мой выбор определило вот что: в селе умерла одна старая бабушка, и ее неразумные потомки вытащили из дома целый сундук книг — таких вот, в кожаных переплетах с медными застежками — и сожгли… Мне тогда было восемь или девять лет, и я не мог понять: как же они могли так поступить? Мне с детства прививали отношение к любой книге как к великой ценности, учили книги беречь, чинить, если надо — а тут вдруг такое варварство: целый сундук книг в огонь. Я спросил бабушку, что это за книги, и почему люди так с ними поступили. Бабушка объяснила, что это книги о вере, и что внуки усопшей старушки, скорее всего, просто боятся их у себя дома держать. Для меня это был первый сигнал: мир устроен совсем не так просто, как мне казалось…

В старших классах мы ходили по домам старожилов нашего села — собирали предметы старинного быта для школьного музея. Случалось, нам отдавали и книги — если они никому уже в этом доме не были нужны. Так в моих руках оказалась Следованная Псалтирь начала XIX века — по ней я учил церковнославянский язык. А позже, уже работая учителем истории, ходил по заброшенным селам, лазал по нежилым избам, по чердакам — и находил книги.

— Вы говорили, что Ваши деды, прадеды были верующими, благочестивыми людьми…

— Мой прадед, Андрей Прохорович Ксенофонтов, был регентом местного храма. В 1928 году за отказ выйти на субботник на Пасху колхозные активисты так избили его, что он умер. Дома у нас в красном углу стояла большая икона Богородицы «Скоропослушница»: ее другой мой прадед, Сергей Иустинович Белоглазов (меня назвали в память о нем), принес из Иерусалима в 1918 году. Он отправился из нашего села во Святую Землю в 1914 году, а с началом Первой мировой войны турки — поскольку это была турецкая территория тогда — всех русских паломников собрали, посадили в тюрьму и держали до 1918 года. На родине, в Милорадовке, пропавшего прадеда уже отпели, поставили на кладбище крест… а он вернулся с образом Богородицы.

— Найти книгу — это, как говорится, полдела; ее ведь нужно еще восстановить, спасти от разрушения. Как Вам это удается?

— Да, почти все эти книги были в очень плохом состоянии: даже просто листать их было невозможно, и спасать нужно было срочно.

Вот эта очень толстая книга — старообрядческое благовестное Евангелие, то есть Евангелие со святоотеческими толкованиями: бабушка принесла к нам в Духосошест­венский храм просто ящик с разрозненными листами. Ящик стоял где-то в сыром подвале, корешок отгрызли крысы, потом подвал залило водой, листы покрылись плесенью. Казалось, книге конец, остается только сжечь; однако вот, видите, ее удалось восстановить.

Удивительным образом, а вернее, Божиим Промыслом я познакомился с реставратором старинных книг — Алексеем Владимировичем Пикшевым. Этот человек знает о старых книгах все. Он реставрирует их по старинным технологиям. Некоторые книги восстанавливаются очень долго. Благовестное Евангелие Алексей Владимирович возрождал два года, поскольку плесень проела тряпичную бумагу, и пришлось заново заливать эти места целлюлозой, а сначала протравлять страницы бактерицидным соком травы, которая называется иссоп и растет в Крыму.

— Иссоп? «Окропиши, и буду чист»?

— Да, это растение издревле используется как очищающее средство, и в связи с этим, видимо, получило такое название — из Псалтири.

В собрании отца Сергия — богослужебные книги, книги Священного Писания, Октоихи, жития святых, старинные уставники, перепечатанные старообрядцами с дореформенных изданий и подробно расписывающие каждый день благочестивого христианина, синаксарии (сборники изречений святых отцов, которые в старину было принято читать в конце Литургии, на запричастном стихе), служебники, святоотеческие труды…

— Отец Сергий, кто-то ведь может сказать: какой смысл спасать и хранить эти книги, ведь всю содержащуюся в них информацию легко найти в современных источниках.

— Эти старинные издания хранят тепло, любовь и великое почтение, с которым наши предки относились к духовной книге. Посмотрите, как богато, как тщательно, с каким тонким вкусом все эти книги изданы! Они ценились совсем не дешево, кстати, но благочестивые христиане денег на них не жалели. Вот, видите, надпись: «Сей Псалтирь принадлежит Михаилу Прокофьевичу Сильвестрову. Куплен в Москве, заплачено 4 рубли».

А вот еще один автограф, свидетельствующий о том, каким важным событием в жизни человека становилось приобретение духовной книги, а еще — как высоко (в хорошем смысле слова!) ценил себя простой русский человек, как он себя уважал: «Сие Евангелие принадлежит крестьянину Московской губернии Дмитриевского уезда Рогачевской волости деревни Бестужево Егору Степановичу Виноградову. Приобретено им самим по случаю, в киоске у ворот на бульваре на левой стороне 1895 года сентября 25 числа в день Сергия, Радонежского чудотворца».

Да, дело не в одном только содержании: каждая такая книга — свидетель эпохи, многие из них несут бесценные дополнительные сведения. Вот, на полях Златоуста — примечания, сделанные неизвестным читателем XIX века — где, на какой странице можно найти рассуждения святителя на ту или иную тему. А вот требник 1855 года издания; хранился в старейшем храме Саратова, Свято­Троицком соборе. На странице, содержащей чинопоследование елеосвящения — соборования — трудноразличимая надпись простым карандашом: «По сему требнику было совершено св. елеосвящение над Преосвященнейшим епископом Евфимием». Епископ Евфимий (Беликов) возглавлял Саратовскую и Царицынскую кафедру в 1860–1863 годах. Он умер рано, в 50 лет, после долгой мучительной болезни: возможно, с этим было связано совершенное над ним Таинство елеосвящения (соборования).

В быту простых людей священная книга служила еще и своего рода мартирологом — летописью уходов. Потому мы читаем сейчас на полях или на обратной стороне переплета вытершиеся записи: «Анна Яковлевна померла 22 февраля. Евсей Григорьевич помер 18 октября»; «Младенец Николай помер 1886 год марта 6 число, положен между Егоровой и Карасевой».

Наконец, интереснейший экспонат советских безбожных лет: молитвослов, спрятанный под переплетом школьного учебника зоологии. Его отец Сергий тоже нашел в куче мусора, оставшейся от прежних хозяев его дома:

— Мне стало любопытно — каким был учебник того времени? Взял — а это, оказывается, вовсе не про животных.

— Вы неоднократно проводили выставки старинных книг, рассказывали о них школьникам… Но как Вы видите их дальнейшую судьбу?

— У нас в епархии два прекрасных церковных музея, это во‑первых. Во‑вторых, такая библиотека могла бы стать украшением любого монастыря — там бы этим книгам нашлось при­менение.

Да, нашлось бы. Ведь отец Сергий и сам молится по своим старым книгам. И не потому, конечно, что у него нет современных изданий. Просто когда читаешь Псалтирь, которую читали до тебя два века подряд, — испытываешь особое, глубокое и теплое чувство.

 Газета «Православная вера», Марина Бирюкова