«Мне тоже есть что сказать Богу!»

Вздохнув о несовершенстве мира, где даже порядочной рептилии не везде сыщется место, елку решили поставить всё-таки искусственную, чтобы леса не портить. Им и так несладко, в наше-то время. «Тяжелые времена пошли!» – так и сказали. Мы переглянулись и обсуждение мирских проблем перенесли с общих семейных собраний на разговоры вдвоем.

Взрослению младшего способствует официальное разрешение прочим ходить теперь на исповедь. «Ладно, вашу Симку-Пимку я не считаю: она и так старуха и на своей пианине играет (Серафиме – 15), но почему это Машка может ходить себе на исповедь, а я нет? Мне тоже есть что сказать Богу!»

Ну, раз есть о чем поговорить, кто я такой, чтобы встревать в эти беседы!.. Подошли к священнику, предупредили, чтобы не сильно пугался, а тот как обрадуется: «Ух, наконец-то! Луч света в… а, ну да. Вы ведь тоже придете».

Исповедь в нашем храме чаще всего идет отдельно: после всенощной или до Литургии – таким образом, как грамотно, на наш приходской взгляд, рассудил настоятель, «службе – службово, исповеди – оно самое, и нечего их смешивать».

Дети храм, к счастью, любят – спасибо прихожанам за их добрые улыбки, терпение и снисходительность, которые помогают младшим считать церковь своим домом, где они нужны и желанны. Однажды добрые бабушки до того долюбили, что, объевшись конфетами (мы недоглядели), дети диатезом страдали дня три. Зато поняли, что делиться надо. Хотя бы с папой. Ему терять нечего, он и так толстый.

Итак, младший отправился, рыцарски пропустив сестер вперед, на исповедь. К чести священника, тот отнесся к его стремлению повзрослеть всерьез. То есть не кинул епитрахиль на голову и дежурно прочитал положенный текст, а начал разговор, во время которого младший, и правда, выглядел взросло. Батюшка кивал головой время от времени, что-то, видно, подсказывал, молодой отвечал страшным шепотом, священник улыбался. Потом, смотрим, юный исповедник о чем-то спрашивает. Священник заинтересованно улыбается и кивает головой. Младший распрямился. А это значит, что сейчас запоет. Ой.

Надо сказать, что слух у него абсолютный и петь он здорово любит. Среди хитов – сербская «Тамо, далеко», пара радостных немецких и эмоциональных финских песенок про любовь, «Un italiano vero»… – всем этим он до истерики веселил пассажиров поезда, который ходит к бабушке на север. Но одно дело – пассажиры, совсем другое – прихожане. Мы ринулись к вдохновенному исполнителю.

Батюшка мягко остановил нас:

– Ничего страшного, не волнуйтесь. Мы договорились, что петь он будет тихо, но красиво. К тому же мы никому не мешаем: служба закончилась. А парень очень хочет поздравить Христа с днем рождения.

– Так он сейчас немецкий марш заорет, я ж знаю. Христу, может, и ничего, но дедушки, бабушки… Конфет больше не будет, похоже.

– Возмещу. Дайте ему Христа поздравить, пожалуйста.

– Но это же исповедь.

– Именно. И исповедовать можно не только грехи. И радость тоже.

Младший спел «Прекрасное далеко». Я и забыл, что это любимая их песня. Вроде ни слова о Христе не говорится, но вся песня – о Нем, о наших с Ним отношениях. Не омраченных изменами, уклончивым «потом-потом, Господи», ужасом от предательств и разочарований. Когда всё просто и ясно. Вот уж действительно: «От чистого истока в прекрасное далеко я начинаю путь».

Этот благословенный мир детства, где к Богу относишься не со стыдом, страхом и расчетом, а с радостью! Где главная тема на исповеди – не грехи, а радость. Пусть наивная, но – честная.

Парень пел, а взрослые – кто улыбался, а кто, вслушавшись, и призадумался. Ведет ли путь, которым я иду сегодня, именно в прекрасное далеко? Слышу ли я тот Голос или оглох, имея уши, чтобы слышать? Спешу ли я на Зов? Будет ли всё просто, ясно и главное – чисто, когда путь твой закончится?

Было над чем нам подумать в это Рождество. А младшие занялись своими делами. Надо полагать, тоже важными.

Петр Давыдов