Восхождение

Великий пост подходит к концу. Самое главное свое действие он уже произвел: поставил зеркало перед нашей самодовольной физиономией.

И это просто удивительно! То, что в другое время казалось неразрешимым вопросом духовной жизни, в пост стало вдруг просто и понятно. Как бы само собой разрешилось, встало на свои места, и осталось только не лениться, а исполнять все то, что прояснилось. Конечно же, это происходит не вследствие каких-то наших подвигов или трудов, а по соборной молитве всей Церкви и по благодати Божией.

Словно мутные очки спали с глаз, и все стало видно совершенно ясно. Это можно назвать частным случаем прозорливости – прозорливости по отношению к себе самому. Раньше было непонятно, с чего начинать и чем заканчивать самую главную битву за самую главную свободу – от греха. Теперь стало очевидно: начинается она с молитвы и заканчивается молитвой. Начинается с просительного вопля о помиловании, а заканчивается благодарением.

Еще месяц назад духовная жизнь виделась чем-то безумно сложным, как запутанный клубок, а оказалась проста и бесхитростна. Внимание к себе, противление страстным желаниям и помыслам, ненависть к ним и молитва. Воздержание как фундамент всей этой работы. Все просто. Осталось только следовать этому рецепту – и внутренний человек преобразится.

И именно в пост стало очевидно еще одно: мы всегда знаем, как спастись. И всегда не хотим трудиться. Ведь невозможно спастись наполовину, как и работать двум господам (см.: Мф. 6: 24). Невозможно внимать себе по графику, скажем, два через два. Два дня трезвиться и бодрствовать, а два – отдыхать от этого. Невозможно жить добродетельной жизнью до обеда, а после – лениво и праздно скотиниться. Невозможно иметь в сердце непрестанную молитву – и беспробудно смотреть сериалы, торчать в сети, балдеть на пляже, отрываться под музыку, объедаться и упиваться. А мы ведь хотим именно так – с ленцой, послаблением и отпуском. В пост мы возвращаемся к простому пониманию: так не получится. Ибо «до ревности любит Дух, живущий в нас! Но тем большую дает благодать» (Иак. 4: 5–6).

В пост мы возвращаемся к пониманию: восхождение – это не только семь недель Великого поста, а вся наша жизнь, хотим мы этого или нет. Об этом Церковь нам неустанно напоминает, а в Неделю преподобного Иоанна Лествичника даже изображает в картинках – для особо одаренных эрудитов XXI века.

Восхождение – это труд. Труд на грани страдания и падения. Собственно, этот труд и есть страдание, истязание духом и волей злодейки-плоти и предательницы-души. И мы с вами, братья и сестры, все восходим – в горний Иерусалим. Правда, восходим невероятно медленно и периодически падаем снова вниз, прямо по пословице: шаг вперед и два назад. В чем же дело? Если восходим на гору – поучимся у альпинистов.

Никто не видел альпиниста, заталкивающего в гору рояль, потому что он любит живую музыку. Или несущего с собой в рюкзаке библиотеку, или взявшего в поход разных деликатесов, винца и фуа-гра, или даму, взбирающуюся на Эльбрус в бальном платье и с шикарной прической. Альпинист максимально облегчает свою ношу и имеет с собой только необходимое. Еды и воды – сколько нужно, причем почти все постное. Одежда – чтобы не замерзнуть и не промокнуть. С этой точки зрения альпинист – почти аскет. А при соло-подъеме – еще и анахорет. Главные его орудия – крюки да веревки.

Для нашего восхождения на гору богообщения нужно практически то же, что и альпинисту. Причем такое же простое и функциональное. Только вместо крюков и веревок у нас свои инструменты: молитва и воздержание.

Все остальное нужно оставить у подножия.

А мы тянем с собой и платья, и фуа-гра, и рояль. И еще удивляемся: почему же я предпринимаю столько усилий и ничуть не продвигаюсь вверх по склону? Да потому, что груз тянет тебя вниз! И утянет совсем, и упадешь, и еще рояль сверху бабахнет.

Итак, рассуди сам, что тебя отвлекает от восхождения и, по сути, совершенно не нужно, – и выбрось. Тогда для важного и нужного сразу высвободятся и время, и силы.

Самое главное, для чего они понадобятся, – это молитва.

Молитва – это школа, в которой мы каждый день сдаем экзамен. Она в чем-то напоминает поиск грибов в лесу. Идет грибник с палкой и поднимает листву, раздвигает разросшуюся траву в надежде найти что-то ценное. В идеале – боровик. Тут многое зависит от внимательности и опытности. Опытный грибник знает места, где водятся благородные грибы. А неопытный, такой как я, ходит с лукошком, как потерянный, и берет что попало. А боровики попадаются нечасто. Часто – это про сыроежки и поганки.

Молитвенный поиск во многом подобен грибной охоте. Внимание, смирение и трудолюбие дают возможность обрести настоящий благодатный плод молитвы. В противном случае либо не найдешь ничего, либо повредишь себе. В молитве бывают и свои «ядовитые грибы», которые приводят к «прелести» – то есть бесовскому обольщению. Прелесть – порождение гордости.

Поэтому бредешь по зарослям сердца и раздвигаешь палкой Иисусовой молитвы папоротник, отваливаешь палый лист и камешки – ищешь благодать. Как назло – сплошь попадается все не то. Как назло, все отвлекает внимание – и нужное, и ненужное. Хотя даже нужное становится во время молитвы ненужным. Это после оно, возможно, и понадобится, но при молитвенном восхождении любая посторонняя мысль становится неподъемным роялем, который никак не затянешь на вершину. Только одно: стой в сердце и внимай словам молитвы. Остальное – прочь. Анафема – каждой чуждой мысли.

Конечно, все это тяжело, потому что требует напряжения воли, ума и даже тела. И это напряжение накапливается с каждым днем и утомляет нас, не привыкших к труду такого рода. А тут еще работа, дети и прочее. Как тут не воздохнуть и не пожаловаться самому себе: «Боже, как я устал!»

Конечно, устал! Шестая седмица поста! Четвертый или пятый десяток лет! А то и шестой, седьмой! Устал.

А святые Богу угодили налегке? Или они досыта ели? Или досыта спали? Или трудились меньше? Вот ерундой занимались меньше, пустословили меньше, глаза распускали в разные стороны гораздо меньше. И при этом не жаловались.

Так, может, мы устали совсем не от молитвы и поста? А от того, что заботу о теле превратили в похоти (см.: Рим. 13: 14)? Устали от того, что дух – не мирен, что нет совершенного упования на Бога, и поэтому всё надеемся решить своими силами, а их, естественно, не хватает.

Устал и я. Кажется, что уже скоро оторвутся ноги и руки, треснет и рассыплется спина, расплавятся глаза и голова.

Устал и я – от постоянных метаний от греха к Богу и от Бога к греху. Устал, потому что не могу всецело вступить на стезю Господню и постоянно оступаюсь и падаю в грязь. Я устал до последней степени от самого себя, от своей противной природы, развращенной души и ненасытной плоти. От собственного внутреннего Содома и Гоморры, где каждое божественное помышление тут же растлевается злобными помыслами, которые уж и непонятно кто генерирует: то ли мой поверженный ум, то ли другие низверженные умы.

Одно только пристанище, где я могу укрыться, – это молитва, но и туда они норовят влезть своими мерзкими свиными рылами, смрадной вонью и соблазнительными образами.

Эта брань утомляет много больше, чем физический или интеллектуальный труд, она изматывает и опустошает, если нет подпитки Божественной благодати и Причащения.

Но я все равно иду к Тебе, Господи! – так хочется завопить. Однако, вставая к молитве, уже чувствуешь, как от тебя отваливаются целые куски. Ноги не держат, спину ломит, руки отяжелели. Это бесы мучают меня в течение дня бесполезной работой, чтобы я не смог Тебе помолиться чисто. Но я все равно доковыляю, приплетусь, доползу, даже без ног, рук и спины, и начну плакать перед Тобой, чтобы Ты помиловал меня, Господи!..

Что же еще оставить у подножия, чтобы не мешало восхождению на гору Моисееву?! Может быть, саму опостылевшую плоть? Она первая мешает и всё ноет и ноет: дай то, дай это. Не удивительно, что она осуждена на гниение перед преображением.

«О род неверный и развращенный, доколе буду с тобой и буду терпеть тебя!» (ср.: Лк. 9: 41). Шестая седмица поста – самое время крикнуть это своей плоти. Через неделю все это забудется, и даже плоть застынет в ужасе перед страшным таинством Креста. Но пока она еще воюет, еще мечется.

Что сказать ей, нашей постоянной спутнице и предательнице? Ненавижу тебя. Люблю же Господа Бога моего. И снова и снова буду карабкаться вверх. С упрямством, под смех и гогот зевак – все равно буду продолжать. Пусть руки обдираются в кровь и отваливается спина, пусть через метр я оступлюсь, сползу вниз и в ужасе зависну над пропастью, но верую Богу моему – Он не оставит меня.