Пережить смерть

Едва ли не каждый верующий человек согласится: Промысл Божий вкладывает в наши руки именно те книги, которые необходимы нам в конкретный момент нашей жизни. Книга воспоминаний протоиерея Михаила Чельцова, священномученика (1870–1931), оказалась в моих руках именно тогда, когда мне срочно понадобился живой, достоверный пример молитвы, терпения и упования в самых отчаянных обстоятельствах, пример смиренного христианского мужества и верности.

Отец Михаил Чельцов — человек, который пережил собственную смерть, который в камере петроградской тюрьмы на Шпалерной сам по себе читал «Отходную» — молитвы над умирающим. Вот как он рассказывает об этом:

«Я все более и более сживался с мыслью о предстоящей мне смерти и стал окончательно себя готовить к ней. Дней за пять до выхода из особого яруса я заставил себя прочитать "Отходную". Как было тяжело вначале читать себе самому последнее "прости". Слезы капали из глаз, слова не поддавались пониманию. Но потом я увлекся хорошим сердечным содержанием "Отходной" и кончил ее совершенно успокоенным. На второй день вечером меня уже что­-то потянуло к этой "Отходной" молитве, и я ее читал с восторгом и упоением…».

Протоиерей Михаил Чельцов — председатель Петроградского епархиального совета, богослов, преподаватель, настоятель Троице-Измайловского собора в Петрограде, с 1920 года нес послушание в канцелярии митрополита Петроградского и Гдовского Вениамина (Казанского). Аресты же и разной протяженности отсидки в его жизни начались с 1918 года, точнее, с убийства председатель Питерской ЧК Моисея Урицкого и официального объявления политики Красного террора. В день ареста для него уже не было секретом: большинство заложников пойдут на расстрел. И все же он оставался собой — в том числе и на допросах: «Окончательно же я себя провалил и засадил в тюрьму своим ответом на последний вопрос анкеты: чем, я думаю, можно спасти Россию? Я искренне и безбоязненно ответил, что верой и религией».

Допрашивающие — два большевика-чекиста — завелись и начали спорить с «попом». Но вряд ли для них была постижима его спокойная твердость:

«…я все твердил им о христианстве как единственной силе, спасающей людей и теперь для выведения России из нестроений и бед необходимой, мне же оба мои большевика все твердили о коммунизме».

Тон записок отца Михаила совершенно спокойный, естественный, можно сказать, смиренный: он откровенно говорит о своих страданиях, о страхе, подступавшем отчаянии, о той немощи человеческой, которой никто из нас не избежал. Но, когда читаешь, не остается сомнения, что автор «Воспоминаний смертника» до конца исполняет Христов завет — берет свой крест (см.: Мф. 16, 24) и следует за Ним:

«Это Господь так устроил, что нас, священников, сажали по тюрьмам, гоняли по разным северам, югам и востокам. С одной стороны, это было искуплением вины нашей и отцов наших перед народом и перед христианством за многие наши прегрешения перед ними, а с другой стороны — мы необходимы были для заключенных, ибо в тюрьме без священника тяжело. Что бы в Дерябинке нашей ни произошло, какие бы тревожные слухи ни получались, сейчас же подходило ко мне по несколько человек, или маленькими группами, или поодиночке, чтобы вместе пережить, обдумать и утешиться. А сколько я выслушал плача и стенания о личном горе от сокамерников!..».

В 1918 году отца Михаила, продержав два месяца, отпустили. История 1922 года — изъятие большевиками церковных ценностей якобы ради помощи голодающим — в целом требует отдельного непростого разговора. Сейчас скажем о ней кратко. Свое письмо об этом изъятии (19 марта 1922 года) В. И. Ленин сразу объявил строго секретным и даже самым преданным своим соратникам запретил его копировать. И это понятно, ведь это послание не оставляет сомнений: голод — реальный и страшный — был для большевиков только поводом! Деньги нужны были для другой цели — удержать в руках власть:

«Нам во что бы то ни стало необходимо провести изъятие церковных ценностей самым решительным и самым быстрым образом, чем мы можем обеспечить себе фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (надо вспомнить гигантские богатства некоторых монастырей и лавр). Без этого никакая государственная работа вообще, никакое хозяйственное строительство в частности и никакое отстаивание своей позиции в Генуе в особенности совершенно немыслимы.…».

И еще: «Чем большее число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать».

Что же касается позиции главы Петроградской митрополии священномученика Вениамина (Казанского) — она была ясной, последовательной и абсолютно каноничной. Вслед за Патриархом Тихоном он последовательно указывал власти на то, что остаться безразличной к страданиям людей Церковь не может и не собирается; но ей должна быть предоставлена возможность самостоятельно организовать помощь голодающим, а что касается предметов богослужебного употребления — на такую жертву Церковь может пойти лишь в случае, если все иные средства исчерпаны и оказались недостаточными. Насильственное изъятие ценностей митрополит считал кощунственным, недопустимым и исключающим всякий диалог Церкви с властью.

Но власть, как мы видим, никакого диалога с Церковью и не планировала. По «делу о сопротивлении изъятию церковных ценностей» прошло 86 человек. К расстрелу были приговорены десять, среди них митрополит Вениамин, викарий Петроградской епархии епископ Венедикт (Плотников), архимандрит Сергий (Шеин), протоиерей Михаил Чельцов, юристы Иван Ковшаров и Юрий Новицкий. В конечном итоге расстреляли четверых: владыку Вениамина, отца Сергия, Новицкого и Ковшарова; смертный приговор остальным заменили тюремными сроками. Но, что примечательно и страшно: избавленные в тот раз от смерти владыка Венедикт и отец Михаил все равно не избежали расстрела, первый в 1937 году, а второй в 1931‑м. Последний глоток земного времени понадобился священномученику Михаилу Чельцову для того, чтобы оставить нам свое бесценное свидетельство — воспоминания о сорока днях в камере смертников, в ожидании вызова на расстрел:

«Я прежде не раз слыхивал, что одиночные заключения сами по себе даже без страха не ныне-завтра быть казненным доводили немало людей до сумасшествия. Прежде это была для меня лишь фраза — теперь я понял всю самую подлинную, настоящую ужасную правду ее. Тюремное одиночество легко и естественно может довести до сумасшествия. Нас, смертников, спасала от этой беды вера в Божий Промысл и молитва…».

Но не надо думать, что эта молитва смертника лилась из его груди сама собой:

«Тяжело, тяжело сделается на душе, слезы не держатся в глазах, станешь молиться, никак себя не заставишь вникать в смысл читаемых слов молитвы, какая-то как бы невидимая сила отталкивает тебя от молитвы <...>. Но все это стараешься преодолеть, и мало-помалу молиться становится легче, а потом молитвой совсем увлечешься, забудешься и даже кончать ее не хочется. И уходишь с молитвы успокоенным, ободренным, с надеждой на все доброе, без всякой боязни смерти и мучений <...>».

Отец Михаил Чельцов принял последнюю исповедь своего сомученика — архимандрита Сергия (Шеина) — перед его расстрелом. Епитрахилью послужило полотенце, аналоем подоконник: «Отец Сергий исповедался искренне, горячо и слезно <…> После я попросил его исповедовать меня. Исповедались, поплакали оба, уже не стесняясь друг друга в своих слезах…»

У отца Михаила была семья — жена, семеро детей и старик-отец, сельский священник. Старший сын отца Михаила Павел проходил по тому же «делу о сопротивлении изъятию», оказался среди оправданных и должен был попрощаться с приговоренным к смерти отцом… Супруга отца Михаила Анна, узнав о приговоре, сумела передать мужу записку: «Я спокойна, будь спокоен и ты».

Пережить смерть — значит, до конца осознать и до самых глубин души почувствовать собственную смертность. И открыть для себя собственное бессмертие. Пережить смерть — значит, преодолеть ее вместе со Христом, Победителем смерти, Тем, Кто Сам есть Жизнь. Но такая победа не приходит сама собой, она дается трудом, молитвой, смирением и терпением.

 Газета «Православная вера», № 10 (678), май 2021 г., Марина Бирюкова