«ТОТ, КТО УБИЛ МОЕГО МАЛЬЧИКА, ЖИВ...» - Две истории о прощении

Мне кажется, я не умею прощать. Точнее – не знаю, умею ли… Нет, я могу забыть плохое, могу помириться с обидчиком, могу сама первая попросить прощения, даже если считаю себя правой. Но вот так, чтобы по-настоящему, как Христос? Его распинали, а Он молился за этих людей. И за них ведь тоже пошёл на Свою страшную крестную смерть. Если бы меня вот так кто-нибудь «распял», смогла бы я простить? Нет у меня ответа…

Зато я знаю людей, которые, оказавшись в прямом смысле на Голгофе, когда жизнь была разрушена, растоптана, «распята» и, казалось, закончена, смогли это сделать. Смогли по-настоящему простить то, чего «нормальный» человек простить никак не может. Даже не знаю, чего им это стоило. Но знаю точно – именно это их и спасло, дало силы дышать и жить дальше...

Василиса Васильевна и Павел

Бабушка с прекрасным именем Василиса Васильевна… Я видела ее много раз в одном украинском храме, когда была в тех краях.

Она всегда была какая-то светлая, «беленькая», как ромашка, и очень мирная. Знаете, есть такие люди, рядом с которыми хочется стоять и греться. Ничего ее не злило, не раздражало, и для каждого у неё было ласковое слово.

Несколько раз с ней вместе приходил мужчина. Он очень бережно к ней относился, ухаживал, помогал снять пальто, искал ей место присесть. Она называла его «сынок». А двух мальчишек, которые тоже были с ними, – внучками.

– Какой хороший у Василисы Васильевны сын, – сказала я как-то своей знакомой свечнице там.

– Кто? Павел? Это не сын. Ты что, ничего не знаешь?

Нет, я не знала…

Я не знала, что ее любимый и единственный сын, которого тоже звали Василий, в честь деда, погиб. Его сбила машина на пешеходном переходе. Умер он в больнице. Водитель, тоже молодой парень, был трезв, но не сбавил скорость. Он никуда не скрылся, сам же вызвал полицию и скорую помощь.

Потом уже он рассказывал, что в тот день у него у самого родился сын. Первенец. Он ехал счастливый в роддом, думал только об этом и не замечал ничего вокруг.

Радость обернулась трагедией для двух семей. Павел (а это был он) на коленях просил прощения у Василисы Васильевны и ее мужа в суде. Теперь тоже уже покойного. А она, чёрная от горя, не видела ни его, ни людей вокруг… Которые шептали, что хочет преступник так себе срок скостить.

Павла посадили, как и положено. Из колонии он писал письма и жене, и убитой горем матери Василия. Не мог простить себе того, что натворил. Василиса Васильевна не отвечала. Не было сил не только писать, но и жить. Да и, опять же, говорили люди, что так он себе условно-досрочное зарабатывает. А совесть тут совершенно ни при чем.

В те страшные дни Василиса Васильевна и пришла в храм. И осталась там навсегда.

Начала помогать, исповедоваться, причащаться. Ожила. Старалась всем помочь, обогреть. Как будто этими усилиями пыталась заглушить свою боль. Но боль все равно не отпускала. И сверлила в голове мысль: «Тот, кто убил моего мальчика, жив. Рано или поздно вернётся к своей жене, сыну… А мой не вернётся уже никогда». И стоял перед глазами гроб, в котором лежал совсем другой, незнакомый ей Васенька.

Закончился срок, выпустили Павла, и первым делом отправился он не домой, к жене и сыну, а к Василисе Васильевне. Как и раньше, упал на колени и плакал:

– Простите, Христа ради! Вам жизнь разрушил и себе. Я сам отец. Сына своего на руках не держал ни разу. Забрали же меня тогда. А он в больнице лежал после роддома. Пневмония. Васей сказал жене назвать… Потому что…

И заплакал... Плакала и Василиса Васильевна. И гладила по голове этого человека, который Ваську ее убил. И сына своего в честь ее мальчика назвал. Всех ей жалко было. Васю, себя и Пашку этого, будь он неладен. Который сам себя казнил и наказывал больше, чем закон его наказал. И чувствовала, что уходит из сердца злость. И боль становится легче.

Пришёл он и завтра, и через неделю. Потом Ваську, сына своего, привел. Позже и жену. Помогали одинокой старой женщине, чем могли. И настал день, когда Василиса Васильевна сама позвонила Павлу:

– Сынок, что-то давно тебя не было. Приводи Васеньку, я с ним посижу, соскучилась уже. А вы с женой, Верочкой, погуляете….

– Ты что, простила его? – спрашивали ее в храме, когда она приходила туда с Павлом, Верой и их Васькой.

– Да… Как-то так само получилось. И так легко стало. Да и сроднилась я с ними уже. Жизнь…

Через какое-то время у Павла с Верой родился ещё один сын, Ваня. И Василиса Васильевна стала его крестной. И я видела, как она сияла, когда подводила его ко Причастию… Была светлой и радостной, какой я ее всегда и знала. Но что, оказывается, ей пришлось пережить... И что она смогла простить... Мне это сложно вместить, честно...

Иван Игнатьевич и Елена Сергеевна

Иван Игнатьевич и Елена Сергеевна. Муж и жена. Пожилые уже и тоже очень светлые. Я и их видела в том храме. Приходили с детьми, внуками. И любовалась я, как трепетно, внимательно, с любовью относится мужчина к своей жене. То куртку на ней поправит, то платок. То просто по плечу погладит. А она улыбалась ему и благодарно брала за руку. Совсем как молодожены.

Я спросила о них у местного батюшки.

– Это удивительная история, сказал он мне. – История настоящего прощения и большой удивительной любви.

Когда-то давно, в молодости ещё, Елена Сергеевна была судьей. И выносила обвинительный приговор Ивану. Несправедливый приговор. Сын одной местной «шишки», с которым дружил тогда Ваня, покалечил в драке человека. На всю жизнь сделал инвалидом.

«Шишка» отстегнула, кому надо, и обвиняемым, а затем и виноватым оказался Иван. Знала об этом Елена Сергеевна, но и ее щедро отблагодарили. И поехал парень в колонию.

Пыталась Елена совесть в себе заглушить, мол: «Не он покалечил, но все равно же хулиганьё. Не сейчас, так позже, сел бы все равно». Но не получалось. Уволилась она, другую работу себе нашла. Забываться все стало. Годы прошли. Но однажды раздался звонок в дверь.

Ивана она узнала сразу. Как адрес нашёл – непонятно. Но позже он ей рассказал. И страшно было, что мстить он ей пришёл. И радостно, что хоть сейчас, когда ничего уже не исправить, прощения у него может попросить. Так и встретились...

Мстить Иван не стал, просто в глаза ей хотел посмотреть. А если честно, то ещё тогда, в суде, удивлялся он, как такая красивая женщина могла такой лживый приговор вынести ему.

Стояли в дверях, говорили. А потом запахло «жареным»… Кухонное полотенце Елена рядом с плитой бросила, когда дверь пошла открывать, и оно загорелось. А от него – и то, что было рядом.

Кинулись вместе тушить, потом отмывали все. И удивлялась Елена, что помогает ей человек, которому она жизнь разрушила. А Иван осмотрел маленькую кухоньку одинокой женщины, заметил, что и тут, и там починить нужно, и на следующий день опять пришёл. Так и прошла обида. А потом пришла любовь. Уму непостижимо...

Долго в колонии мечтал, что явится к ней, выскажет все, а вон как получилось... Влюбился, как дурак...

Через полгода они поженились... Дети, потом внуки… И ни словом, ни намеком не упрекает Иван свою жену. Только она себя казнит. И понять не может до сих пор, как такое не только можно простить, но и полюбить ее. На руках носить. И Бога благодарить, что свёл их вместе. А Иван так и делает… Удивительно просто... Но так и Христос прощал, когда Его распинали. И от нас этого же ждёт. Но слаб человек, не всем дано.