«Раз ты грешник, значит ты мой брат»

2 ноября – день памяти преподобного Гавриила (Ургебадзе), святого нашего времени. Сегодня батюшку вспоминает его духовная дочь Татьяна Цомая.

Преподобный Гавриил (Ургебадзе)Моя церковная жизнь началась в конце 1980-х годов. Я была тогда студенткой. В то время большая часть молодежи моего поколения первым шагам церковной жизни училась в Сионском кафедральном соборе города Тбилиси, и я часто посещала богослужения в этом храме, ходила на молебны. Там я заметила, что в храм периодически приходил какой-то пожилой монах, при появлении которого поднимался шепот, некоторые обеспокоенно говорили: «Отец Габриэль… Отец Габриэль…». И батюшка шел в толпе людей к алтарю, по пути некоторых заставлял преклоняться: «Встань на колени и не поднимайся до тех пор, пока я не скажу», – приказывал старец, и те беспрекословно повиновались. Я не обращала никакого внимания на это явление. По моим стереотипным представлениям монах должен был быть человеком образованным, респектабельным, высоким, серьезным, сдержанным, немногословным; внешностью говорить о своей мудрости, располагать к себе скромностью. Старец Гавриил тогда однозначно «не удовлетворял» моим критериям.

Скоро я заинтересовалась монастырской жизнью. Втайне от родителей начала ходить в монастырь Самтавро. Я придумывала тогда, будто мои друзья зовут меня в гости на дачу или в деревню, а на самом деле мчалась в монастырь и украденные мною у родителей дни проводила в этом раю. Именно там я снова и встретила того странного монаха, который в Сионской церкви ставил людей на колени.

Старец Гавриил и зимой, и летом жил в небольшом дощатом помещении, которое больше походило на курятник, чем на жилье

Тогда старец Гавриил и зимой, и летом жил в небольшом дощатом помещении, которое больше было похоже на курятник, чем на жилье. Я очень удивлялась и поражалась тому, что даже в страшный мороз старец Гавриил не пользовался так называемой электрической плитой для согревания. Батюшка остался в моей памяти таким: он всегда был одет в мантию и опоясан толстым поясом. Никогда не видела его в грязной одежде, но и в глаженных одеяниях тоже не помню. Надевал всегда потертую одежду. На груди у него висело большое распятие или прикрепленный на цепи большой образ Спасителя или святого Николая в рамке.

Он всегда был веселым, всегда сияли его наполненные неиссякаемой добротой глаза. Был очень простым, непосредственным. Такой простоты и непосредственности я по сей день не встречала ни в ком. С ним ты чувствовал себя очень свободно – так он располагал человека к себе. Рядом со старцем не нужно было соблюдать какой-то этикет, дистанцию, можно было рассказывать обо всем. В один миг он становился своим человеком, очень близким. Вокруг него всегда была особенная атмосфера: каким бы взволнованным не приходил ты к нему, сразу все успокаивалось, устаивалось. Рядом с ним я чувствовала себя спокойно, тихо, как-то защищенно.

Когда возникали какие-то проблемы или переживания и ты приходил к нему, рассказывал о своих проблемах и просил молитвенной помощи, он отвечал так: «Ради тебя я буду крутиться, как бульдозер» или «Ради тебя я поднимусь на гору Арарат, оттуда скачусь и ударю Вазгена». Тогда нас смешили эти слова и мы не понимали, что он нам говорил. Я поздно поняла: старец Гавриил и на самом деле крутился для нас, как бульдозер, у него не было ни минуты покоя. Он ради нас отдавал себя на заклание, ради нас противостоял нечистой силе и самоотверженно молился Богу ради нашего спасения. Однажды он поднес руку к уху, как будто кого-то подслушивал, и сказал: «Так Господь слушает мои молитвы…»

Помню такой случай. У одной нашей духовной сестры были определенные проблемы, и я часто посещала старца Гавриила, чтобы передать ему ее вопросы. В очередной раз я с такой миссией поехала к старцу Гавриилу. Он сидел у своей кельи вместе с несколькими людьми. Он тогда уже болел, у него в животе была жидкость. В тот момент, когда я приехала, у старца Гавриила доставали жидкость из живота. Я подошла под благословение, передала ему вопросы своей духовной сестры. Старец внимательно выслушал меня и стал разговаривать со мной о ней, советовать. Позднее я узнала, что откачивание жидкости из живота – очень болезненная процедура. А старец в это время как ни в чем не бывало слушал меня и давал советы.

Был и такой случай. Старец Гавриил был уже очень ослаблен физически. Шли его последние земные дни. А мы, естественно, даже не могли представить себе, что он может уйти из жизни так скоро, потому что, находясь на смертном одре, он много раз воскрешал. Он лежал в своей келье в древней башне на тахте. Нас пускали к нему по очереди. Я пришла, преклонила колени, попросила благословения и сказала ему что-то о своей духовной сестре. Он ответил: «Сестра, я не могу разговаривать сейчас. Передай ей, что даже если обо всех забуду, про нее я буду помнить всегда и буду молиться…»

Представляете, человек лежал на смертном одре, отсчитывались его последние часы, а мы эгоистично беспокоили его своими проблемами, и он, несмотря на боли и немощь, заботился и думал о нас. Что же это, если не проявление высшей христианской любви, если не самопожертвование ради ближних?! Вот так беззаветно умел любить старец Гавриил. Наверное, потому и думалось каждому из нас: «Он меня любит особенно…» Благословлял особенно, с большой любовью. Клал руку нам на голову, благословлял словесно, а потом голову осенял крестным знамением.

Он всегда чем-то угощал нас, прежде всего тем, что мы сами предпочитали: конфетами и фруктами. Без трапезы никогда не отпускал. Я часто видела, как он готовил суп на керосинке – разговаривал с нами и горстками сыпал соль в еду, даже не смотрел на блюдо, однако никогда не пересаливал, никогда. Иногда сам варил нам кофе, молотый, с большим количеством воды, но очень вкусный. Иногда спрашивал: «Принесли мне профессора?» Профессором он называл вино или ликер «Амаретто». Я сильно удивлялась – сделает батюшка небольшой глоток и, будто сильно опьянев, начинает петь песню: «Вино Кахетинское…» или «Чу-чу-чу, чтобы никто не узнал…» К сожалению, и я была одной из тех, кто думал, что старец был пристрастен к алкоголю. Он настолько мастерски преобразовывался в пьяного человека, что почти все верили в его пьянство. Особенно когда, якобы пьяный, он начинал ругаться. Однажды я видела, как он сидел среди молодежи, актерски держа в руке сигарету. «Вот, этого еще не хватало: и курит, оказывается», – подумала я.

Одним утром решила поехать к нему в Самтавро. По дороге думаю про себя: «Он – хороший человек во всех аспектах, но как плохо, что он пьет… Он пьяница…» С такой «резолюцией» я приехала в Самтавро. Когда я зашла во двор монастыря, старец Гавриил стоял у своей кельи. Увидев меня, он быстро спустился по лестнице, обнял меня и с радостью сказал: «Чадо мое, я пьяница, конечно, а кто еще?..»

Я никогда видела, как он ест, разве что мизинцем брал чуть-чуть сахара или меда и вкушал. Когда мы приходили к нему, он звал монахиню Параскеву, свою келейницу: «Параскева, накрой стол!» И мать Параскева накрывала на стол жареную картошку, макароны, супчик, фрукты. Иногда старец Гавриил перекладывал на свою тарелку еду, но никогда не ел. Помню, однажды он сказал: «Хорошему монаху в день одной просфоры должно быть достаточно». «Как?! – задавалась я вопросом… – Что он такого говорит?!» Однажды он сказал при мне: «Сейчас столько людей голодает, у стольких заключенных нет даже куска хлеба в тюрьмах. Как я могу съесть что-нибудь?!»

Помню, как-то во время поста гостили у старца Гавриила в монастыре. Он попросил сварить макароны. А мы, новоиспеченные верующие, начали читать этикетку на коробке. «Небось, в составе яйца, и мы нарушим пост», – думали мы. Батюшка посмотрел на нас, дождался, пока мы прочитаем состав, написанный мельчайшими буквами, и потом строго сказал: «Ты посмотри на них, что они делают… Даже если макароны были бы не постными, раз благословил – должны поесть». Однажды мы пришли к старцу Гавриилу во время Великого поста. Заходим к нему в келью и видим, что мать Параскева по благословению батюшки Гавриила варит сосиски. Удивились немножко… Ведь Великий пост. Сосиски же я любила очень. Долгое время не ела их. Я настолько обрадовалась, что не описать словами. Подумала про себя: «Сейчас сварятся сосиски, старец Гавриил благословит поесть, я повинуюсь. И раз тогда он нам сказал, что, когда есть благословение, нужно поесть, значит, съем мясо, и это не зачтется в нарушение поста». Жду не дождусь, когда доварятся наконец любимые сосиски и батюшка пригласит. Старец Гавриил посмотрел на меня и сказал монахине Параскеве: «Ну-ка, сестра, угостим их сосисками». Сделал паузу и продолжил: «О, нет… Сейчас же пост. Им-то не позволено. Нет, Параскева, уноси сосиски». Так обрушился мой план поесть сосиски в Великий пост.

Монахинь и гостей, пришедших к нему, старец Гавриил иногда порицал. Бывало, и ругательными словами обращался. Будто специально. Однажды сказал мне: «Приходят сюда и не знают, что я их испытываю. Некоторые четверку получают, некоторые тройку, а некоторые и двойки не могут получить».

Однажды и меня хорошенько испытал. Пришла навестить его. Он стоял у своей башни и варил макароны. Рядом с кастрюлей лежали мацони и чеснок. Попросил приготовить ему еду. Я особенно не выделялась кулинарными талантами, но накануне научилась готовить макароны с мацони и чесночком, и мне это блюдо очень нравилось. Я с радостью начала готовить блюдо, даже не спросила старца, что именно он хотел. О каком благословении шла речь – по-своему поступила. Раздавила чеснок, смешала с мацони и сваренные макароны бросила туда. Чувствовала себя настолько довольной, что блюдо получилось шикарным, – не передать словами. Сейчас старцу понравится приготовленная мною еда. Старец Гавриил дождался, пока я все доделаю, и как только я закончила готовить и уже ждала похвалы от него, батюшка как закричит: «Что ты наделала?! Может, я чего-то другого хотел! Может, я таким голодным был! Что ты натворила!» Взял кастрюлю с едой и выкинул так, что кастрюля едва не задела монахиню Параскеву. Я сразу же поняла, что он себя так не из-за голода повел и не из-за огорчения ругал меня. Его выдали глаза… полные любви. Он встал рядом со мной. Я смотрела в его глаза и видела, как он не хотел поступать со мной таким образом. Видели когда-нибудь глаза маленького застеснявшегося ребенка?! Именно такие глаза были у него тогда. Я извинилась, поняла, что проявила самоволие, тщеславие и самолюбие. Когда я пришла к нему через несколько дней, он обнял меня и прижал к груди: «Не думал, что ты еще придешь ко мне», – сказал батюшка.

Иногда мы с друзьями гостили у старца Гавриила в Тбилиси, в доме, где он собственноручно воздвиг церковь. В тот период патриарх благословил в определенные часы читать молитвы семь раз в день. Как-то сидели у старца Гавриила, приблизилось время молитвы. «Ну-ка, помолимся», – сказал старец Гавриил. Я и моя подруга встали впереди и начали читать «Отче наш», нужные псалом и тропарь. Когда завершили молитву, заметили, что старец Гавриил стоял в углу и смиренно, склонив голову, слушал нас. Он был очень смиренным, очень кротким. А какой шанс мы упустили – послушать его молитву!

Старец Гавриил и физически был совершенно другим, внеземным, впечатляющим. Коренной тбилисец. Слова его имели власть. Движения, манеры были гротескными, артистичными. В нем умещались необыкновенная простота и своего рода аристократизм. Все это описать словами невозможно. Несмотря на то, что со старцем Гавриилом мы были давно знакомы, как-то, находясь рядом с ним, я увидела его совершенно другим. Почувствовала, что передо мной стоит очень мудрый, имеющий колоссальную силу человек. Я очень испугалась. Однажды он сказал: «Провидец – это не тот, кто может возвещать о будущем, а тот, кто может человека спасти от беды». Именно это качество старца привлекало меня. Он имел особое чувство сострадания, любви к ближним, чувствовал даже самую малую толику переживаний. «Вы не знакомы с самим собой так, как я с вами. Сзади вас – зеркало, в этом зеркале я вижу вас», – говорил старец Гавриил. Разумеется, под зеркалом батюшка подразумевал нечто иное.

Бывало, батюшка Гавриил внезапно скажет: «Вот здесь сейчас Дух Святый…» Иногда просил выйти из кельи и оставался один. Потом опять приглашал к себе. Всегда, всегда говорил с нами о любви и единстве. Смотрел на нас и говорил: «Какие мы?» или «Какие у нас братья и сестры?»

Он читал мысли человека. Если у нас возникали тщеславные, гордые мысли, то батюшка говорил: «Сейчас на коне сидит, а скоро сбросят с коня...» Иногда неожиданно говорил нам: «Что ты сидишь, как святой? Ты что, святой?» Мы сразу хором начинали:

– Нет, мама Габриэль, мы грешники…

– Ого, раз ты грешник, значит, ты мой брат. Иди, садись со мной рядом, – отвечал старец.

Много чего можно вспомнить об этом удивительном человеке – о святом нашего времени. Много чего он мне говорил. К сожалению, многое забыто, часть из его слов не понята. Иногда батюшка говорил: «Чудо из чудес, которому я удивляюсь: корова ест зеленую траву, а дает белое молоко…» И я тоже удивляюсь тому, что Господь дал мне в этой жизни встретиться с таким человеком.