«ХОЧЕШЬ ПОМОЧЬ ЧЕЛОВЕКУ ВЫЖИТЬ – НАУЧИ ЕГО ЗАБОТИТЬСЯ О ДРУГИХ»

Продолжая разговор о посттравматическом синдроме, хочется проанализировать причины его возникновения. Потому что из одного района боевых действий, после одних и тех же ситуаций могут вернуться два солдата: один с ПТСР, другой – без. Как работает человеческая психика, что поможет уберечь ее от травмы, как минимизировать последствия травматического расстройства, рассказывает иеромонах Прокопий (Пащенко), составитель книги «Щит веры – воину-защитнику в помощь», выпущенной Соловецким монастырем.

– Отец Прокопий, насколько важно соблюдать определенные правила в общении с пациентом с ПТСР?

– Любой алгоритм в какой бы то ни было сфере человеческих отношений хорош ровно до тех пор, пока он не становится механическим. Алгоритм помогает выстраивать беседу; но если он начнет преобладать в разговоре над сопереживанием, сочувствием, то эффект от него может быть прямо противоположным.

Если говорить не о добровольных помощниках, а о специалистах, то, к сожалению, иногда бывает, что специалист, через которого проходят десятки людей, перестает видеть в них личности. Они для него просто объекты анкетирования. В таких случаях контакта между тем, кому нужна помощь, и тем, кто помогает, не происходит; а люди, пережившие ПТСР, рассказывают, что помощь, которую они получили, произошла в обычном человеческом контакте. Поэтому правила ведения беседы – это лишь вспомогательный инструмент, он не должен выходить на первый план.

Лариса Пыжьянова, специалист МЧС, в своей книге «Разделяя боль» рассказала, что часто люди, пытаясь утешить кого-то, но не имея схожего опыта травмы, лишь наносят новые удары. Поэтому, общаясь с травмированными людьми, не выжимайте из себя знания, которых у вас нет. Кроме того, есть еще одна опасность. Начав слушать о чужом тяжелом опыте, вы можете этого морально не вынести. На войне происходят многие вещи, которые в мирном укладе не могут восприниматься адекватно. Сможете ли вы слушать о насилии в плену, о том, как кому-то отрезали голову? Тяжелые мысли имеют свойство перекочевывать из головы в голову. Поэтому, если вы не чувствуете в себе достаточно сил на такой разговор, скажите своему собеседнику, что постараетесь найти кого-то, кто сможет оказать ему квалифицированную помощь. Но если вы стали участником диалога и ощущаете внутреннюю тяжесть, читайте про себя Иисусову молитву. Вы будете слышать и понимать то, что вам говорят, но полученная информация вам не навредит.

– Почему кто-то возвращается с тяжелой формой ПТСР, кто-то с легкой, а кто-то психически стабилен? От чего это зависит?

– В США исследовали психику солдат, прошедших войну в Вьетнаме. Пристальный интерес вызвала группа из 10 человек, которые служили вместе и у которых не было ПТСР. Оказалось, что они заботились друг о друге; у них было такое понятие, как субъектность. Что такое субъектность? Это позиция «Я не выбирал эти обстоятельства, но я выбираю даже в них оставаться человеком». Те солдаты, помимо человеческого отношения друг к другу, не участвовали в зверствах; если получали бессмысленный приказ, могли внести в него свои комментарии. То есть определенная моральная гигиена во время ведения боевых действий позволяет избежать ПТСР в будущем. Наличие смысловой вертикали позволяет человеку преодолеть даже непереносимые условия.

– Что такое смысловая вертикаль?

– Есть горизонтальное и вертикальное понимание смысла жизни. Горизонтальное – это осмысление прошлого, настоящего и будущего как единого целого. Вертикальное – это осмысление того, что в принципе значит быть человеком. Оно вмещает в себя и морально-нравственные принципы, и религиозное сознание, и родовые традиции…

Если произошло убийство, человек должен это как-то себе объяснить. Одно объяснение – с позиции волка: я такая боевая машина. Но если ты однажды стал волком, как ты станешь обратно человеком? Другая позиция – воин-христианин: остановить зло, но самому этим злом не пропитаться. Ты защищаешь свою страну, своих соотечественников, но при этом не теряешь человеческий облик. Ожесточаясь, человек расточает свое сердце, и потом ему уже трудно вернуться к самому себе. Даже нажимая на курок, можно молиться за врага, и тогда не произойдет духовного повреждения. Если человек встанет на путь волка, потому что ему кажется, что так легче выжить, то это стабильный путь к разрушению психики. Известно ведь, что самоубийств после Вьетнама было больше, чем потерь во время самих боевых действий.

У нас в Соловецком монастыре есть священник, который окормляет спецназовцев, – он прошел Чеченскую войну, сам служил в спецназе. Он стал христианином в плену. Говорил, что всю жизнь воспитывал в себе вепря, нарастил бицепсы 45 см, готов был любого загрызть. Был уверен, что даже если попадет в плен – не сломается. Но когда в плену его начали бить, через полчаса он понял, что то, на чем он пытался основать свою жизнь, все его бойцовские качества – это не та основа. Его сломали морально. Но именно тогда он родился как христианин. И когда он вернулся с войны, у него не было никакого посттравматического расстройства.

– То есть, даже если раньше у человека не было смысловой вертикали, он может начать ее выстраивать в любой момент? Даже в состоянии травматического расстройства?

– Психолог и писатель Виктор Франкл, который прошел немецкий концлагерь и сумел выжить, писал, что никакой психотехникой не удастся преодолеть невротический симптом, но можно настолько обогатить человека, что этот симптом сотрется полнотой жизни. Учение академика Ухтомского о доминанте кажется мне наиболее подходящим для решения проблемы ПТСР: когда у человека есть зацикленность на чем-то, нужно не столько разрушать эту патологическую доминанту, сколько создавать новую, конструктивную. У доминанты есть такое свойство, что все поступающие импульсы притягиваются к текущему очагу. Грубо говоря, если алкоголику твердить о вреде алкоголя, у него это будет вызывать только желание выпить. Более перспективно – создавать новую доминанту. Когда человек изучает, к примеру, чужие мемуары, он накапливает необходимые данные для переживания своего травматического опыта, потому что сталкивается с реальным опытом реальных людей, у которых это получилось.

Есть разные взгляды на ПТСР; один из последних, который, к слову, коррелирует с Православием, говорит о том, что преодолеть травму поможет личностное развитие. Человек перерастает себя прежнего и выходит из той проблемы, которая его мучает. Данные современной нейрофизиологии показывают, что, когда человек начинает развиваться, у него снимается блокировка определенных участков мозга. Когда он начинает читать, анализировать, вступать во взаимодействие с ближними, заниматься творчеством – его психологическая заторможенность, зацикленность на травме проходит.

Развитие личности не происходит по определенному алгоритму. Человек накапливает конструктивные сведения о жизни, перерабатывает их, формирует новые поведенческие паттерны, начинает любить людей, ценить людей – даже солдат, который на фронте должен останавливать зло. В итоге у него появляется необходимый багаж, который позволяет многое преодолеть. Конечно, если человек воспринимает жизнь только как физическое наслаждение и вдруг лишается каких-то возможностей – тогда этот кризис для него катастрофичен. Я как-то лежал в клинике и видел, как мужчинам с диагнозом «атеросклероз» врачи ставили ограничения: нет алкоголю, нет сигаретам, нет мясу. И один из них возмущался: говорит, по данным американских психологов, без алкоголя, сигарет и мяса уровень жизни мужчины падает на 70%. Ну, если человек не видит в своей жизни никакой другой возможности чувствовать себя живым, для него эти ограничения (как и любые другие) будут болезненными.

Здесь опять встает вопрос смысловой вертикали. Если человек жил по горизонтали сон-еда-работа-удовольствие, и потом он сталкивается с критическими обстоятельствами, у него нет внутреннего ресурса эти обстоятельства переосмыслить и сделать из них неочевидные выводы. Когда нет никаких других опор, психика концентрируется только на ситуации неблагополучия. Это и есть ПТСР. Через некоторое время эта реакция закрепляется физиологически, и человек становится мрачным, осунувшимся и вялым. СВО нам как раз и показывает, к чему пришла наша страна за последние 30 лет. Если социальные условия в обществе более-менее приемлемые, духовный распад еще как-то можно маскировать. А когда ситуация на острие, душевное неблагополучие вылезает на первый план.

– Вы упомянули мемуары, которые полезно было бы почитать людям с ПТСР. Можно узнать подробнее об этих книгах?

– Многие специалисты говорят о том, что травматический опыт должен быть интегрирован в жизнь человека. Но опыт опыту рознь. Если солдат на войне научился только ненавидеть и потом этот опыт ненависти принес в мирную жизнь, пользы от этого не будет никому. Посттравматический опыт должен обогащать человека новыми смыслами.

Вот, к примеру, английский офицер Эрик Ломакс в своей книге «Возмездие» рассказывает о том, как во время Второй мировой войны попал в японский плен и пережил страшные пытки. У него был типичный пример посттравматического синдрома, и единственный человек, который смог ему помочь, – женщина из Ассоциации ветеранов. Сыграли роль не столько ее профессиональные качества, сколько искреннее участие и желание помочь. Ломакс всю жизнь ненавидел японца-переводчика, который участвовал в его пытках. Когда он узнал, что японец жив, то поехал его убивать. Но переводчик приготовился принять смерть со смирением, потому что за прошедшие годы переосмыслил свое участие в этой войне. У Ломакса что-то дрогнуло внутри, и он простил своего мучителя. Ненависть, которая терзала его 30 лет, исчезла.

Есть замечательная автобиография Даниила Гранина «Мой лейтенант». Он там пишет, что они тогда не знали Бога, но у них вместо Бога была любовь.

Монахиня Адриана (Матюшина) во время Второй мировой войны пошла на фронт добровольцем, всю войну была на передовой, служила в военной разведке (монахиней стала уже в очень зрелые годы). Не раз ходила в тыл противника. Во время одной из вылазок за линию фронта они с опергруппой страшно голодали. Голод был так силен, что они уже готовы были пойти на поиски пищи, чего делать было никак нельзя, иначе их бы обнаружили. Мать Адриана нашла у себя в кармане маленький кусочек хлеба. Она разделила его на пять микроскопических частей и раздала товарищам, сказав: «Только не жуйте и не глотайте сразу, а держите во рту, как конфету, пока не размякнет». Все так и сделали – и голод притупился. Спустя много лет оставшиеся в живых вспоминали это чувство удивительного единения, и мать Адриана говорила, что благодать Святаго Духа в тот момент коснулась их всех. Потом, после войны, ее приглашали на встречу со школьниками, ждали от нее героических историй – а она рассказывала про этот кусочек хлеба.

Она же как-то во время войны увидела расцветающий подснежник, и он вызвал у нее «трогательную нежность за подаренное ощущение возврата к нормальной жизни от тягот войны». Она остро почувствовала, что даже посреди всего этого ужаса красота не умерла, и это открытие очень ее поддержало.

Тем, кто не знаком с нейрофизиологией, эта история может показаться глупой, но в действительности, если человек может сместить акцент со своих травматических переживаний на что-то еще – у него больше шансов сохранить психическое здоровье.

Обратите внимание на фильмы, снятые после Великой Отечественной войны. В них на первом плане стоят не спецэффекты, а человеческие отношения. Военный психолог полковник Алексей Захаров говорит, что, если хочешь помочь человеку выжить, то научи его заботиться о других. Академик Ухтомский утверждал, что внимание к ближнему обогащает психику человека. Возьмем такой пример. Человек вернулся с войны и на улице мирного города видит маму с коляской. Тот, кто зафиксирован на своей травме, подумает: «Зачем рожать детей, если в итоге мы все умрем». Тот, кто сконцентрирован не на ненависти, а на любви, порадуется тому, что внес свой вклад в мирное будущее этого ребенка.

– Как же на практике начать выстраивать смысловую вертикаль, какие шаги для этого предпринять?

– Чтобы перестроить нейронные сети, нужно время. Нам хорошо бы вернуться к опыту нашей отечественной психиатрии, потому что западный подход, который сейчас доминирует, имеет очевидные пробелы. В американской системе очень много визуализации: если ты к чему-то стремишься, представь, что у тебя уже это есть. Но если вы изучаете математику и представили себе, что вы сдали экзамен – это не значит, что вы его сдадите. Нужно практиковаться, решать задачи.

Повторю – чтобы перестроить систему навыков, систему восприятия, необходимо время. Для строительства нейронных сетей человеку нужно закладывать конструктивные составляющие. Святые отцы говорили: «Чтобы познать Евангелие, исполняйте заповеди». То есть какие-то отделы мозговой коры будут активироваться только в результате деятельности. Человек с обедненной жизнью будет думать исключительно о своей травме, у него просто нет других точек приложения мыслей. И чтобы они появились, самое простое – начать о ком-то заботиться. Даже будучи больным и страдающим – навещай больных и страдающих. Формируй «лишний интеллект» – активно узнавай новое. Есть интересное исследование Роберта Сапольски: «лишний интеллект», то есть интеллектуальное развитие выше среднего, позволяет мозгу преодолеть даже последствия ранений в голову. Другие участки мозга берут на себя функции поврежденного. Таким образом, забота о других, обогащенная жизнь, «лишний интеллект» – основные составляющие для выхода из травмы. Если в обычной жизни ты мог ни о чем не думать и плыл по течению, то в критической ситуации если не будешь активно грести, – утонешь.

Адаптация со знаком «плюс» запускает скрытые резервы психики. Очень важно обогащать личность, возвращать ей статус человека. Выйти из ПТСР – задача, сопоставимая с задачей стать человеком. Она решается через развитие, через преодоление страстей, через любовь к ближним. Даже когда человек бросает алкоголь и сигареты, это дает ему дополнительные силы. У нас сейчас будет переиздаваться книга «Щит веры – воину-защитнику в помощь»; кроме того, на нашем телеграм-канале каждую неделю проходят эфиры, где мы разбираем особенности работы с ПТСР. Задача настоящей, не популистской, психологии – вывести человека из объектного состояния в субъектное. Объект – это жертва обстоятельств, песчинка в жерновах истории. Позиция субъектности – это твой ответ на происходящее извне. Внешние условия – не повод деградировать. И если удается вывести человека из объектного состояния в субъектное, можно говорить о том, что процесс реабилитации удался.