Превратить тюрьмы в нравственные лечебницы
Готовясь к Великому посту, мы слышим во время богослужения притчу о Страшном суде, в которой Христос говорит праведникам: «В темнице был, и вы пришли ко Мне». Часто эти слова вызывают вопрос: а можно и нужно ли помогать тем, кто за совершение преступления сидит в тюрьме? Какова роль священника в этом жестоком и замкнутом мире? Об этом мы беседуем с руководителем Отдела тюремного служения Покровской епархии, настоятелем храма во имя святого Александра Невского священником Константином Буряковым.
— Отец Константин, желание стать священником было у Вас с детства? Вы воспитывались в церковной семье?
— Семья моя не была особо верующей. Родители Христа не отрицали, но в церковь не ходили. А вот дедушка с бабушкой в Бога верили. Дед был военным, ветераном Великой Отечественной войны, дошел до Рейна. И хотя к нему часто приходили офицеры, в его доме всегда открыто висели иконы. В детстве я часто бывал в их доме, там меня приучали молиться, водили в храм. Бабушка нашла для меня старое Евангелие на русском языке, и я вечерами читал им по одной главе.
Когда я заканчивал школу и стал задумываться о выборе жизненного пути, у меня возникло желание выбрать такую профессию, чтобы я мог служить людям. Хотел стать либо юристом, чтобы людей защищать, либо врачом.
В это время я прочитал в газете, что в Энгельсе открылся Троицкий храм (ныне кафедральный собор), и решил туда сходить. Как сейчас помню, была зима, заканчивалась служба в Екатерининском приделе. Бабушки-прихожанки после службы убирали полы, и мне захотелось им помочь. Стал периодически заходить в храм по вечерам. Потом бабушки рассказали обо мне настоятелю, отцу Александру Керимову. Батюшка начал давать мне разные поручения и довольно быстро благословил помогать в алтаре.
Вот это знакомство со службой, с церковной жизнью, совместный труд с настоятелем, это его доброе служение и сформировали во мне отношение к Церкви и понимание присутствия священника и, особенно настоятеля, в храме, который должен уметь подавать личный пример во всем, быть главным попечителем обо всем, что там происходит. Мне захотелось освоить как можно больше рабочих профессий, которые пригодились бы в дальнейшем пастырском служении для строительства или возрождения храма. А отец Александр мне сказал, что талант настоятеля состоит не в том, чтобы освоить все смежные профессии, а в том, чтобы собрать вокруг себя людей, которые этими профессиями обладают, и вместе с ними трудиться.
К окончанию школы у меня созрело решение стать священником. Тогда Саратовская семинария только готовилась к открытию, и отец Александр благословил меня поступать в Московскую духовную семинарию. Поступил сразу, проучился в семинарии два года и по собственному желанию пошел служить в армию. Я воспринимал службу в армии как некий практикум для семинариста — видеть судьбы людей, попасть в закрытое сообщество, где люди себя полностью проявляют, и сохранить там свои убеждения, научившись находить общий язык с окружающими.
Служил во Владимирской области в инженерных войсках. Наша часть располагалась на монастырских землях Свято-Смоленской Зосимовой пустыни. Там подвизался преподобный Алексий, который вытянул жребий с именем Патриарха Тихона на Поместном Соборе 1917 года. В армии на пожаре я очень сильно повредил ногу и от вновь обретенных мощей старца получил исцеление.
Пример монахов и в Лавре, и в возрождающейся пустыни побудил меня задуматься о монашестве. Очень я этой мыслью загорелся. Но отец Александр благословил меня жениться. Как-то в храме венчались Константин и Елена. И батюшка сказал, что тебе, мол, тоже надо свою Елену найти. Я отнекивался, спорил. А потом так и вышло: встретил свою будущую матушку, Елену.
После семинарии вернулся в Саратов, женился и было рукоположен во священники. И тут началась реализация моей школьной мечты: появилось больничное служение, а потом и тюремное.
— Отец Константин, расскажите, пожалуйста, для чего создан Отдел тюремного служения? В чем состоит миссия Церкви в тюрьме?
— Церковь в наши дни возвращается в ту сферу деятельности, которой занималась со времени первых христиан. Мы знаем большое количество примеров, когда во времена гонений христиане ходили по темницам и приносили заключенным еду, одежду. Это ведь сейчас осужденные находятся на государственном обеспечении, у них есть личные счета, на которые родственники могут им перечислять средства. А в те времена такого обеспечения не было. И христиане помогали всем, не только своим собратьям, не спрашивая, за что человек там оказался. Понимая, что он уже терпит наказание и вмешиваться в суд Божий — дело не христианское.
В истории России можно назвать две эпохи взаимодействия православного духовенства, мирян и сотрудников уголовно-исправительной системы. Первая эпоха святителя Тихона Задонского, когда сам архиерей ходил ночью по колониям, утешал, наставлял осужденных, раздавал им вещи. Вторая — эпоха святителя Филарета Московского, главным девизом которой было — превратить тюрьмы в нравственные лечебницы.
Святитель Филарет прояснил истинное понимание служения священника в тюрьме. Ведь когда священник приходит в тюрьму, ему сложно понять, что ему вообще там делать. Потому что он видит, как страдают потерпевшие люди. И с точки зрения простой человеческой логики нет никакого смысла помогать преступнику, который причинил эту боль, утешать его в чем-то. А Церковь смотрит глубоко в душу человека и предлагает увидеть в каждом образ Божий. Нужно помочь погибающей душе выбраться из той бездны греха, в которой она оказалась. И многие осужденные ждут эту помощь, но, к сожалению, мы не всегда берем на себя труд им помочь.
— А в чем главная задача священника, которого направили на это служение?
— Нужно прекрасно понимать, что люди, которые долго находятся в местах лишения свободы, постепенно становятся социальными иждивенцами. Да, там тяжелые условия, но минимально заключенный всем обеспечен. Вывести его из этого состояния, помочь осмыслить, что он находится в этих условиях не только за те преступления, которые государство смогло обнаружить, но и за те согрешения, которые Господь видит, — в этом задача священника.
В тюрьме священник идет по тонкой грани, не вставая на сторону ни осужденных, ни сотрудников исправительных заведений. Тюрьма — место сложное. И каким бы ни был батюшка талантливым, умным и золотым богословом, зоновский мир не изменишь. Но помогать людям прожить эти тяжелые годы и выйти на свободу с твердым намерением начать новую жизнь нужно.
С другой стороны, священник не должен ожидать от своей деятельности сиюминутного чудотворения. Он видит приходящих в храм осужденных и думает, что они исправляющиеся люди, состоявшиеся верующие. Но некоторые осужденные мимикрируют под православных, чтобы создавать доброе мнение о себе и заслужить какие-то поощрения от администрации. Другие — искренне ходят Богу молиться, но, к сожалению, для них это сиюминутный порыв, они нашли для себя временное утешение.
И только некоторая часть прихожан тюремных храмов — это те, кому действительно нужен Христос, нужна Церковь. Вот им как раз в тюрьме всегда сложнее. Потому что когда в тюрьме преступник начинает каяться, вести христианский образ жизни, он заявляет тем самым о своем новом статусе. И другие осужденные с делом и без дела напоминают ему об этом и требуют христианского исповедания. И если он проявляют слабость, например, снова начинает курить, его просто поедом едят: «Как же так — ты же христианин!». И эти слова звучат не как призыв к христианской совести, а как издевка. Поэтому сознательные прихожане обязаны на каждом шагу подтверждать свое исповедание. И батюшка должен их морально поддерживать, укреплять.
Конечно, батюшка должен совершать Таинства церковные, поддерживать сотрудников исправительных учреждений, которые тоже морально перегорают на этой работе, и членов их семей.
— Планируете ли Вы оказывать какую-то помощь заключенным, и как Вам могут в этом помочь прихожане храмов нашей епархии?
— Мы планируем оказывать адресную помощь. Но для того, чтобы она пошла по назначению — для поддержки по-настоящему нуждающихся людей, нужно подготовить сначала священников. Ведь чаще всего оказывается, что человек в этой помощи не нуждается, ему просто хочется порадовать себя чем-то или обменять вашу посылку на сигареты. Обойденными оказываются те, кто действительно нуждается. Сами батюшки, служащие в тюремных храмах, должны чаще встречаться с осужденными, собирать вокруг себя нормальную общину и проводить искренние, откровенные беседы. Заключенные ведь сильные психологи, с ними надо говорить, как есть. Спросить, реально ли нуждается человек? Большинство врать не будет.
Прихожане, желающие помогать какому-то заключенному, могут обратиться в отдел. Я могу поехать в отряд поговорить с его сидельцами и убедиться в мотивах, которые побудили просить о помощи. Может, этот человек в действительности больше нуждается и просто постеснялся просить. Так мы ему больше поможем.
— Имеет ли смысл говорить о каких-то серьезных перспективах православного образования, катехизации в тюрьме? Или для заключенных это лишь повод отдохнуть от работы?
— Кончено, есть те, которые ходят на занятия, на беседы с батюшкой, в храм, чтобы не ходить на работы. Но сейчас это так не развито. Когда я начал свое служение в 2006 году в колонии, то первым делом попросил отменить систему льгот для ходящих в храм. Произошел качественный отсев. Для самих осужденных был хороший повод решить, нужен ли им храм, вера и насколько, оценить свое духовное состояние.
Большинство из приходящих все-таки живо интересуются христианством. И, может быть, они не решаются задать вопрос при всех на лекции, но в душе эти вопросы возникают, и они задают их батюшке в храме. Поэтому беседовать о вере с заключенными нужно. Но священник, готовящийся к катехизации в колонии, должен учитывать, что и программа, и методика преподавания должны быть, как в воскресной школе лет на 7–9. Потому что в основной своей массе интеллект у сидящих в классе либо деградировал, либо не развит. Например, в детской колонии много детей, полностью неграмотных. Они с удовольствием учатся.
Так что священнику есть что делать в тюрьме, хотя бы ради тех, кто попал туда волею случая. Затем начинают ходить в храм и рецидивисты. Они становятся исполнительными прихожанами. И как ни парадоксально, помогают, смотрят, чтобы в тюремном храме не реализовывались тюремные традиции, привычки.
Сухая проповедь на общие темы в тюрьме не годится. Надо все объяснять. Говоришь о заповеди, обязательно нужно сказать, где и как они могут ее применить. Заключенному нужно практическое христианство. Священнику в тюрьме очень трудно, потому что ты понимаешь, что перед тобой стоят очень жестокие люди, сидящие за тяжелые преступления. Но с другой стороны, они все же дошли до храма. А чтобы зэку дойти до храма, нужно пережить кардинальную перемену в мыслях, в сердце. Потому что ему начнут задавать вопросы. Там постоянно приучаются давать ответ за свои слова и обосновывать свои действия. Для них это серьезное, жертвенное решение, у них нет желания зайти в храм ради интереса, как в музей. Это надо ценить.
Беседовала Марина Шмелева
4 апреля 2012 г.