Православие — это вся жизнь

Интервью с нашим гостем — Епископом Касимовским и Сасовским Дионисием, который приехал в Покровск на День Ангела Епископа Пахомия, — изначально я планировала посвятить жизни его не так давно образованной епархии. А получилась важная и увлекательная беседа о жизни духовной, об общем для всех нас пути в Царствие Небесное.

— Владыка Дионисий, в одном из своих интервью Вы сказали, что осознанная церковная жизнь у Вас началась во время обучения в Рязанском государственном университете им. С. А. Есенина. Учеба на историческом факультете помогала или мешала воцерковлению?

— Я выбрал историю из всех гуманитарных наук, потому что она в какой-то степени давала ответы на духовные вопросы. С пяти лет я помню себя верующим ребенком, хотя семья моя была далека от веры. Помню, как в этом возрасте меня впервые взяли к дедушке на могилку. Я походил по кладбищу, подумал и сказал дома маме: «Мы ведь не умрем. Смерти нет».

На протяжении всего обучения в школе я пытался извлечь информацию о вере, о Церкви из всех возможных источников. Перечитал все антирелигиозные издания, пытаясь найти то, что меня влекло с самых юных лет. Смотрел взахлеб исторические фильмы, постановки. А в альбомах рисовал крестные ходы, соборные богослужения. Во всем этом я чувствовал что-то очень родное.

Вспоминаю одного из своих лучших преподавателей — известного рязанского краеведа Н. Г. Соколова. Он называл себя убежденным, но при этом благословил меня разрабатывать тему, посвященную рязанским монастырям. И всегда относился ко мне с искренним уважением именно за то, что я в храм ходил.

Причем в храм я регулярно стал ходить именно в университетские годы. Мы с друзьями очень любили ходить пешком по городу. И вот однажды мы с другом шли мимо кафедрального собора и услышали колокольный звон. Решили зайти. Была вечерняя служба накануне дня памяти Архангела Михаила. Служил архиепископ Симон (Новиков) — удивительный человек, который одним своим видом являл живое свидетельство исповедничества.

Помню, как поразило меня все в храме — совершенно необычное для меня, но до щемящей боли в сердце близкое. Когда мы вышли из храма, друг сказал: «Надо еще придти». Я ответил: «Давай придем». Но он так и не пришел. А я начал ходить каждую субботу.

— Почему так бывает: один пришел и остался, а другой ушел?

— Потому что в ответ на Божий призыв нужно еще что-то сделать. Господь зовет, но насильно не тянет. Это свидетельство Его высшей любви к людям. Мы ведь тоже считаем, что любим близких. Но если посмотреть правде в глаза, то часто это не любовь, а какой-то концлагерь для любимого человека. Родители настолько подавляют детей своей любовью, что дети становятся несчастными до конца жизни и рождают таких же несчастных детей. Супруги, бывает, становятся такими врагами, что и вообразить невозможно. А любовь Божия оставляет нам свободу. И при этом Господь не говорит: «Раз ты не выбрал, вот и оставайся». Ничего подобного. До конца жизни продолжается Его стук в двери нашего сердца.

Любой верующий человек знает, что мы живем духовной жизнью не одинакового напряжения. То подъем, то спад и уныние. И вот уже еле-еле влачим себя по этой жизненной дороге. А потом опять вдруг солнышко засияло и силы появились. Откуда? Из самих себя, что ли? Нет, конечно, Господь посетил, увидел, что дом «пуст и пался есть». Он пришел, все тихонечко убрал, и через окошко засиял свет невечерний. И ты опять наполнен и жизнью, и силами.

Нет ничего более сильного и святого, чем Божия любовь. Нам бы так научиться. Ведь Он, когда приходит нашу грязь убирать, ни условий не ставит, ни обещаний никаких не берет. Не как мы: «Я тебя прощу, если…». И дальше длинный список условий.

— Практически сразу после окончания университета Вы поступили в Свято-Иоанно-Богословский мужской монастырь Рязанской епархии. Почему Вы выбрали для себя именно эту обитель?

— Я выбрал не монастырь, а старца — архимандрита Авеля (Македонова). Сначала я услышал, с каким уважением отзываются о нем верующие люди. Потом увидел фотографию в газете. Проникся уважением, потому что печать Божественной любви всегда на батюшке почивала. Но встретиться с человеком святой жизни, честно говоря, побаивался.

Однажды мы с другом поехали в Николо-Чернеевский монастырь. А батюшка приехал туда же служить на летнюю Казанскую. После чая вышли мы с другом из корпуса, а навстречу нам идет отец Авель. Благословились, а он мне и говорит: «Давно хотел с Вами познакомиться». Я тогда вел православную передачу на Рязанском телевидении. После праздничной Литургии мы поехали по святыням Шацкого края. И до сих пор я считаю тот день с отцом Авелем, наполненный молитвами у святынь, самым счастливым в своей жизни.

Потом батюшка пригласил нас в Иоанно-Богословский монастырь. Затем я попал на монастырское подворье в Рязани, нес послушание на клиросе. Во всех жизненных затруднениях ездил за советом к отцу Авелю. К концу учебы в университете стал все больше задумываться о монашеском пути. Но при этом я даже представить себе не мог, что могу поступить в Богословский монастырь. Мне казалось, что это академия духовная, а мне бы в школу воскресную. Но батюшка сказал: «Я думаю, тебе надо быть у нас». А дальше все было и просто, и сложно одновременно.

— Чем Вам больше всего запомнился отец Авель?

— Во-первых, батюшка обладал даром любви. Мы привыкли говорить о любви, книги издавать на эту тему. А он являл ее на деле. Когда оказываешься рядом с таким человеком, понимая свою греховную испорченность, ожидаешь, что он обрушится на тебя гневом, обличением. И понимаешь прекрасно, что все это заслужил. Но чем глубже падение, чем темнее сердце, тем больше сострадание, внимание и самоотдача батюшки. Ощущение, что ты весь объят этой любовью. И выходишь совсем другим человеком, желающим изменить свое сердце.

Кроме этого, ему был дан дар рассуждения, который не всегда интересует тех, кто ищет в наши дни старцев. Их ведь больше целители и чудотворцы привлекают. А к нему приезжали люди, которые запутались в своих правдах и неправдах. Вроде бы все понимаешь, но не ясно, как поступить. И порой до помыслов о самоубийстве доходило. В семье, на работе все рушится, а почему — непонятно. И приезжает такой человек к отцу Авелю, начинал свой рассказ. Батюшка немного послушает и вопросы начинает задавать: «Ты полгода назад это и это сделал? Только ты, милый, правду скажи». Потрясенный человек соглашается. В этом, оказывается, и был надлом. А далее батюшка советует: «С этим примирись, это исправь. И Господь поможет». Он всегда ставил точнейший духовный диагноз, и человек вылетал, как на крыльях.

– Как ему удавалось совмещать труды настоятеля и старческое служение?

– Дело в том, что ему племянник помогал – нынешний Иваново-Вознесенский Митрополит Иосиф. Он сам из военных. Молодым офицером приехал в монастырь на недельку пожить, потом вернулся, написал рапорт об увольнении и уехал в монастырь насовсем. Поэтому в обители была удивительная обстановка – игумен полностью сосредоточен на духовном окормлении людей. А человек, который занимается монастырским хозяйством, находится у него в полном послушании.

— Вам как наместнику, позже возглавившему Иоанно-Богословский монастырь, досталось трудов по возрождению обители?

— Я думаю, что любому наместнику этого монастыря, и тогда, и сейчас, достается своя доля трудов. Меня иногда спрашивают: «Владыка, Вам, наверное, сейчас тяжелее, забот больше?». Я отвечаю: «Нет, мне было тяжелее, когда я стоял в игуменской стасидии и держал жезл отца Авеля». И груз забот, и ответственность, и необходимость хоть в чем-то соответствовать своим предшественникам, которых хорошо помнили братья. А с другой стороны, монастырем по-настоящему управляет апостол Иоанн Богослов, тебе нужно только трудиться и набраться веры, терпения.

– Каковы особенности монастырского устава?

– Он приближен к святогорскому, насколько это возможно. В монастыре вечерня служится вечером, а утреня – утром, что совершенно по-другому выстраивает день. Подъем в 5.00, потому в 5.30 утренние молитвы, полунощница, молитва по четкам – 100 поклонов Матери Божией, утреня, часы, Литургия. Примерно до 11.00. Великим постом в первые дни никто не пьет и не ест, весь пост одна трапеза – без ужина. Помню, что через первую седмицу еще нужно было пройти. И когда мы слушали житие преподобной Марии Египетской, оно воспринималось не как легенда, а как совершенно реальная история.

Святогорский устав – это не красивый внешний обычай. Он выстраивает особый ритм монастыря, который помогает иноку жить по-монашески.

— С 2011 года Вы возглавляете новообразованную Касимовскую епархию. Опыт управления монастырем помогает Вам в этом послушании?

— Любой архиерей остается монахом, хочет он того или нет. Поэтому понимаешь, что какую бы ты митру ни носил, все равно под одеждами у тебя параман, на котором написано: «Аз язвы Господа моего Иисуса Христа на теле моем ношу». И в конце спросят: «Ну и как ты их носил?».

Относительно помощи… Я в монастыре научился слушаться. И мне всегда тяжело, когда в своей архиерейской жизни я сталкиваюсь с человеком, который не имеет об этом понятия. А ведь вся церковная жизнь построена на этом принципе. Ты говоришь: «Благословите». И даже если понимаешь, что не можешь этого сделать, то за послушание происходит настоящее чудо: находятся силы, время, возможности. А если говоришь: «Ну, это невозможно!», — то церковная жизнь тут же превращается в бытие светской коммунальной квартиры, которое не приносит ни сил, ни радости. И это не получится, и еще чего-нибудь вдобавок.

Вот в монастыре я научился слушаться. Причем не тогда, когда моей жизнью руководил отец Авель или владыка Иосиф, а когда был наместником монастыря. Слушаться не только архиерея, но и братию. Научаешься относиться к братии как к своему послушанию. Ведь и у наместника, как и у архиерея, фактически нет никаких рычагов влияния. Только взаимная любовь, терпение, служение брату. И после этого происходит чудо — человек все понимает и начинает трудиться с еще большим рвением.

Я себя сейчас воспринимаю, как слугу, учителя, няньку, врача, иногда участкового. Но в первую очередь именно как слугу тех священников и тех прихожан, которые живут и трудятся в нашем крае.

— Касимов — старинный русский город с богатой историей. Влияет ли это на мироощущение современных его жителей?

— Когда им об этом напоминаешь, люди отзываются. Такое ощущение, что они просто забыли или засуетились. Поэтому очень важно — напоминать. Очень важно, чтобы пастырь проповедовал, пример показывал. А если отчаяться: «Никому ничего не надо!», — то ничего и не будет.

— Владыка, на протяжении всего своего церковного пути Вы много учитесь сами и учите других людей. Как Вы думаете, что обучение дает верующему человеку?

— Христианство — это религия книги. А если ты не имеешь доступа к книге — по лености или потому, что никто не научил, — ты не можешь веровать право. Православие подразумевает образование как важнейший фундамент веры. Ведь когда мы отправляемся в путь, то сначала изучаем дорогу. А как можно дойти до Царствия Небесного, не зная туда пути?

— А кто лично Вам указывает этот путь?

— В последнее время я для себя греческих духовников открыл. Недавно прочитал книгу старца Ефрема Филофейского «Моя жизнь со старцем Иосифом», и она меня полностью перевернула. Думаю, что если бы прочитал ее раньше, многих ошибок не сделал бы. А так на одном повороте жизненном один святой отец направил, на другом — другой.

Православию невозможно выучиться, пройдя курс в образовательном центре. Это вся жизнь. Путь у нас один, но пройти его можно по-разному, есть варианты. Мы все идем в Град Царя Великого, но кто-то бежит, кто-то ползет, кто-то в канаве лежит и только желает начать наконец двигаться. Но есть дороги, которые уводят в совершенно другую сторону. И в них тоже нужно разбираться, чтобы не сбиться с главной магистрали.

Беседовала Марина Шмелева

Поделиться в: