«Все пережили с Божьей помощью»
Я росла в многодетной семье, где нас детей было 6 человек — два сына и четыре дочери. Жили мы на хуторе Бай-Гужа, жили бедно, нанимались на работу «за харчи» к тем, кто жил побогаче. Затем семья переехала в Алгай. Единственной радостью для нас, ребятишек, был приезд к нам нашей тети Варвары — сестры мамы. Она была просватана за богатого торговца Гаврилу Андреевича на хутор Факеев или, как его еще называли, Маштаксай (это в Казахстане, 200 с лишним километров от Алгая). Тетя Варвара была красивой женщиной, муж ее любил, был у них и хороший большой дом, и магазин большой, но одна беда: не было детей. Они очень страдали, и тетя Варя приезжала в Алгай в церковь вымаливать для себя дитя. Раньше многие так делали, и дети рождались крепкие и здоровые. Молитва творила такое чудо!
Муж тети Вари приезжал в Алгай на станцию договариваться насчет товаров в очень красивой коляске-двуколке, запряженной двумя белыми лошадьми с расчесанными гривами. И обязательно в дугах бубенцы. Добрый, ласковый, заботливый и внимательный — он очень любил свою Варварушку и нас, детишек. Так как мы жили на краю Алгая, то звон бубенцов его коляски был слышен издалека. Бывало, соседские дети прибегут к нам и кричат: «Ваш дядюшка на бубенцах едет к вам!». Мы вскакиваем и наперегонки бежим во двор его встречать. Дядя въедет во двор, легко соскочит с тарантаса, поздоровается и скажет: «Душанюшка (нашу маму звали Дуня), ну где твои помощники, пошли в кухню, я им подарки буду раздавать».
Какие же мы были счастливые в те далекие годы 20 века! Дарил он нам шары, которые, если из них выпускать воздух, пели «ути-ути», и, конечно, тонкие конфеты с махровыми узорами на фантиках. Всем доставалось по 1 конфете, и мы благодарили Бога за такие подарки.
Дядя Гаврил и тетя Варвара стали просить маму отдать меня им на воспитание. Но родители согласия на это не дали.
В 1928 году Гаврилу Андреевича раскулачили. Тетя Варя, пока все забирали из сараев и магазина, молилась и просила Бога помочь. Гаврилу Андреевича посадили в тюрьму на 8 лет. Тетя Варвара уехала в Алгай верхом на лошади, успев забрать сундучок со своими золотыми украшениями, посудой, хорошей одеждой и легкие вещи. У них был приказчик, звали его Шаяп-ака. Он тоже был осужден с конфискацией имущества и получил 6 лет тюрьмы.
Мои родители приютили тетю Варю. Она очень любила меня и постоянно водила меня в храм Божий молиться. Храм располагался в центре Александрова Гая, примерно там, где сейчас стоит центральная котельная. Вход был с западной стороны. Если ориентироваться сейчас, то вход был со стороны Детской школы искусств. Рядом была небольшая часовенка.
Тетя Варя научила меня всем главным молитвам: «Отче наш», «Богородица», «Живый в помощи» и другим, научила соблюдать постные дни.
Бывало, разбудит тетя меня рано утром, когда все в доме еще спят, умоет, тепло оденет, и мы идем с ней в храм молиться. А колокола бьют!!! Призывают помолиться за свои грехи, попросить у Бога здоровья и прощения.
Придем на моленье, а народу — не пройти. Но местный батюшка особо уважал тетю Варю, увидит нас с ней и провожает до клироса. Там мы останавливались молиться. Утренняя молитва шла 2 часа и называлась она «заутренняя». Помню, как закончится моление, батюшка подойдет к моей тете, окрестит ее своим крестом, а потом меня погладит по головке и отблагодарит. И я такая счастливая и довольная, что хожу в храм. Помню, что многие родители приводили в храм детей. Тетя Варя меня окрестила в храме и надела мне крестик.
В 1931 году вдруг вернулся из тюрьмы дядя Гаврил — весь больной, простуженный на тяжелой тюремной работе. Он отсидел только 3 года и от изнурительной работы смертельно заболел. Его отпустили домой умирать, что вскорости и произошло.
Тетя Варвара осталась вдовой. Она стала жить по соседству с домом моих родителей, я постоянно находилась при ней. Она держала дойную корову, сама косила сено, управлялась с хозяйством. И все дела она делала с молитвой. Мы, детишки, ей старались во всем помогать.
Но совсем неожиданно в начале марта 1932 года из тюрьмы возвратился их приказчик Шаяп-ака. Так как была распутица, и дорогу в Казахстан размыло, он попросился пожить некоторое время у тети Вари, пока высохнет степь и пойдут в Казахстан подводы с грузом, чтобы с ними уехать в Маштаксай.
Шаяп-ака за годы тюрьмы стал угрюмым, мрачным. Он спал на большом сундуке, помогал управляться с коровой, но все время молчал. Тетушка говорила моему папе, что, наверное, Шаяп-ака что-то задумал недоброе. Она молилась, чтобы ничего не случилось, чтобы Бог миловал и отвел беду.
Шло время, весна была в разгаре, снег уже сошел с полей, дороги подсыхали, и тетя Варя спросила Шаяп-ака: «Почему ты не собираешься ехать домой? Уже небольшие подводы пошли в Казахстан – уезжай». Он ответил, что уедет денечка через два.
Вечером тетя помолилась, ничего не предвещало беды. Ночью вдруг она меня будит, быстро одевает. Шепчет: «Шаяп-ака ушел во двор, и что-то долго его нет, не задумал ли чего худого…». Схватила меня на руки и бегом к моим родителям. Всю оставшуюся ночь не спали, тетя и мама молились. Когда рассвело, взрослые обнаружили, что Шаяп-ака запряг в телегу корову, взломал сундук, забрав оттуда все ценное, забрал перину и подушки, чтобы в степи не замерзнуть, да успел убежать. А на кровати, где мы спали, лежал топор. Он хотел нас с тетей зарубить, да мы вовремя скрылись. Вот так нас спасла молитва.
В 1932 году я пошла в 1 класс. Школа была рядом с храмом. Я всегда с радостью, но и робостью глядела на купола. Хорошо помню, как молодые девушки в красных косынках ходили по дворам агитировать, чтобы вступали в октябрята, а веру в Бога забыли. Девушки объясняли, что религия дурманит людей, что это выгодно богатым, потому многие стали вступать в октябрята, а потом в пионеры, сняв с себя крестик. Люди также вступали в колхозы, им засчитывали трудодни, а в конце года отоваривали продуктами — зерном, овощами, сеном.
Церковь стала пустеть, и осенью 1935 года ее закрыли. В храме был организован клуб. Тетя Варя уехала жить в Уральск и все тосковала, что алгайскую церковь закрыли, ведь это место святое, намоленное.
Некоторые жители села в своих домах сняли из красных углов иконы и повесили портрет Ленина. Но моя мама все до единой иконы оставила, не сняла. Жители села молились по домам, и молельный дом был — по улице Краснопартизанской, напротив нынешнего Горгаза. Невысокий саманный домик, там всегда горели лампады, тишина, порядок, чистота. Многие алгайцы молитву не оставляли, молились о здравии, чтобы не было войны. Мы тоже туда ходили, вставали на колени на глиняный пол и молились перед образами. Молельный дом был там примерно до конца 60-х годов.
Но вернемся в 1935 год. Помню такой случай: как раз закончился урок, и вот на перемене мы увидели, что наш учитель по рисованию Николай Алексеевич Тимонин идет к церкви, а через плечо на всю грудь у него — красное полотно с надписью «Долой бога!». Рядом — комсомолка Тоня Филимонова. У нас был угловой класс, и мы все после перемены вместе с учительницей Валентиной Ивановной Калатиной столпились у окон, что выходили на церковь. Николая Алексеевича обвязали веревкой, и он в этой красной повязке стал взбираться к куполам храма. Тогда мы вместе с Валентиной Ивановной вышли на улицу и, окружив свою учительницу, в страхе смотрели, что же будет…
Очень тяжело карабкался наш учитель рисования, все никак не мог набросить на церковные купола с крестами петлю веревок, которые были привязаны внизу к двум тракторам. Потом ему все-таки это удалось. Раздалась команда тянуть, загудели трактора, веревки натянулись, и что-то так страшно треснуло.
А нам было так страшно, все окружили свою учительницу и едва сдерживали слезы. Я про себя читала молитву, которой меня научила тетушка. Оба купола грохнулись на землю. От их падения даже земля задрожала у нас под ногами, и мы плача прижались плотно-плотно один к другому и к Валентине Ивановне. Она произнесла: «Видите, ребята, что делают безбожники, даже земля под ногами у нас задрожала».
Потом мы вернулись в класс, но неожиданно нашу учительницу с урока куда-то вызвали. На следующий день мы узнали, что ее забрали в милицию и посадили в тюрьму. Видимо, кто-то слышал ее слова про безбожников. Школа находилась через 3 дома от милиции, а так как нам было очень жалко учительницу, мы решили к ней бегать на свидания, когда ее выводили гулять. Мы по ней очень скучали, смотрели в щелку забора. А она как была в коричневом свитере и черной юбочке, так и ходила — руки назад. Мы шепотом ей говорили: любим, скучаем, скорей выходите, ждем вас, а она только кивала головой и — ни слова. Потом про наши свиданья узнали, и милиционер нас припугнул, что всех нас тоже посадит в тюрьму. Бегать мы перестали. Вскоре мы узнали, что ее этапировали в Саратов и там осудили за измену Родине. Я слышала, что ее расстреляли.
Церковь долгое время пустовала, а потом там сделали Дом культуры. А те люди, которые снимали купола с церкви, в своей жизни пострадали. Тоня Филимонова вышла замуж, родила сына-инвалида. Этот мальчик родился с большой головой, не умел говорить, а только целыми днями свистел. Николая Алексеевича Тимонина обвинили в краже, он был осужден, потом вернулся в Алгай, работал учителем. Его любили дети, он талантливо рисовал, делал скульптуры, а взрослые его называли горемыкой и говорили, что Бог наказал.
В 1942 году я ушла на фронт добровольцем и была на фронте до 1945 года. Семья наша была глубоко верующая, особенно родители. Дома держали все посты, справляли все религиозные праздники. Мы, дети, хотя и были комсомольцами, но все носили крестики, которые нам дала мама. Когда я уезжала на войну, мама прикрепила на нижнее белье крестик. Многие девчата на фронте носили постоянно приколотые на бретельках крестики, чтобы командиры не увидели.
Сколько пришлось пережить трудностей в войну нам, бойцам ВНОС, жили по 6 человек в сырых землянках и всегда молили Бога и просили, чтобы прилетевший «Хенкель» или «Юнкерс» не навредил нашим позициям. И как мы прыгали от счастья, что их сбивали наши истребители. Вера нас спасала.
В годы Великой Отечественной войны в Алгай была переведена Качинская летная школа, множество эвакуированных — украинцы, поляки, латыши. Они требовали кино, разных постановок, да и местной молодежи нужно было культурно развиваться. Поэтому клуб, расположенный в бывшей церкви, был очень востребован. Уже вернувшись с фронта, я тоже стала ходить в клуб-церковь, но меня всегда брала оторопь, я вспоминала, как здесь шла служба и пел церковный хор когда-то. Не отпускала мысль, что это — Божий храм, но жизнь есть жизнь….
Работал клуб в церкви до 1951 года. А потом случился пожар. Люди тушили пламя, но деревянный храм полыхал как свеча. Воду из шланга льют, а пламя не тухнет, словно керосином его поливают. За каких-то три часа все здание сгорело. Сгорели костюмы драмкружка, духовой оркестр и весь клубный инвентарь. Вот такая была Божья кара всем нам, алгайским селянам.
Но храм в селе все-таки появился: с конца 80-х годов он был обустроен в старинном кирпичном здании. Сейчас здесь расположена воскресная школа.
И, конечно, я очень обрадовалась, когда в нашем районе появилась идея построить новый храм — в честь Казанской иконы Божией Матери. Какой хороший проект был выбран, и место удачное. Строили всем миром 9 лет, и вот в 2016 году состоялось Великое освящение. Душа моя ликовала, когда зазвонили колокола. Я вспомнила всю свою жизнь, свою богомолицу тетю Варвару и все, что у меня в жизни связано с церковью. Все больше прихожу к убеждению, что «Без Бога — не до порога». Я верю, что только Господь Бог нас спасает, бережет, хранит от беды. Только надо жить, соблюдая Господни заповеди — жить в мире, любви, доброте.
Материал — участник конкурса «Святые люди и места земли Саратовской» — подготовлен в рамках проекта «Духовные скрепы Отечества — история и современность». При реализации проекта используются средства государственной поддержки, выделенные в качестве гранта в соответствии с распоряжением Президента Российской Федерации от 05.04.2016 № 68рп и на основании конкурса, проведенного Фондом поддержки гражданской активности в малых городах и сельских территориях «Перспектива».
Фото из открытых интернет-источников и предоставлено автором
Подготовила Вера Зайцева
24 мая 2017 г.