Странный миллионер

Он родился в Сибири. Вырос и повзрослел в Петербурге. Последним местом его земной жизни стал Афон. По мнению святогорских монахов, теперь он пребывает в Небесных обителях. Греческая Церковь, которая считает Иннокентия Сибирякова святым, вспоминает его 19 ноября. 

Всё – из семьи

«Сумасшедший миллионер», но чаще «просвещенный благотворитель» – так называли его в Петербурге самые разные люди. Иннокентий Михайлович Сибиряков был потомственным золотопромышленником – сыном Михаила Александровича и Варвары Константиновны. Сибиряков-старший считается первооткрывателем золотых месторождений в бассейне реки Бодайбо и основателем одноименного города. Именно родители стали примером для сына, его двух старших братьев и трех сестер в делах благотворительности. Они много жертвовали на храмы и монастыри, постоянно поддерживали малоимущих.

Осиротев в 14 лет, потомственный купец I гильдии переехал из Иркутска в северную столицу и поступил учиться в частную гимназию Ф.Ф. Бычкова. Дела ее владельца шли неважно, и юный гимназист выкупил здание учебного заведения. Его владельцем Иннокентий Михайлович оставался почти двадцать лет, давая возможность существовать гимназии. И уже с гимназической скамьи начал щедро помогать сверстникам.

Наследство юноши на тот момент составляло 800 тысяч, это немного в сравнении с теми суммами, которые принесут прииски, работа на которых не прекращалась, позже. «Помогите, я страшно богат, – напишет он уже во взрослом возрасте. – Чем больше я раздаю, тем больше ко мне приходит».

Борец с богатством

Он стремился получить образование, но трижды бросал университет. Споры о главенстве науки или религии утомляли пытливый ум студента, которого многие воспринимали как денежный мешок, а не как искреннего и самостоятельного человека. Священное Писание в ту пору подвергали нападкам и критике, люди стремились к материальному обогащению. Все это действовало удручающе на молодого человека, который будучи православным христианином продолжал искать более глубокой веры. К тому же из-за чахотки он несколько раз прерывал учебу, чтобы лечиться в Европе.

Пытаясь получить частные уроки, Иннокентий Михайлович столкнулся с тем, что и профессора назначали ему немыслимые гонорары, зная, что имеют дело с капиталистом. Этот факт, по свидетельству его современницы С. Познер, оттолкнул его как от университета, так и от науки. Так Сибиряков стал слушателем надомных курсов П.Ф. Лесгафта. «Он не удовлетворялся книгою и словом, – писал преподаватель. – Он искал живую струю, которая содействовала бы его совершенствованию». Именно Петру Францевичу, своему любимому учителю, перед уходом в монастырь Сибиряков подарит свой дом. Ученый-физиолог на вырученные за него средства строит в Петербурге здание Биологической лаборатории, которая стала основой современного Национального государственного университета физической культуры, спорта и здоровья имени П.Ф. Лесгафта.

Большинство средств золотопромышленник расходовал на поддержку образовательных, научных и литературных проектов. Это и Высшие женские Бестужевские курсы (сегодня их здания – в составе Санкт-Петербургского государственного университета), и Первый женский медицинский институт, ныне Медицинский университет им. П.И. Павлова. Он жертвовал на организацию экспедиций Русского географического общества, с усердием помогал землякам и поддерживал проекты, связанные с Сибирью.

В трудные для русского народа голодные годы (1891–1892) золотопромышленник выделяет огромные средства для закупки хлеба, финансирует санитарные отряды и организовывает помощь голодающим в Тобольском крае, щедро помогает переселенцам из центральных губерний России в Сибирь и на Дальний Восток.

Несчастный богач

«Все мое богатство в сравнении с тем, чего жаждет душа моя, есть ничто, пыль, прах… При помощи денег я видел мир Божий – но что из всего этого прибавило к моему собственному счастью жизни? Ровно ничего. Та же пустота в сердце, то же сознание неудовлетворенности, то же томление духа… Как это случилось, думал я, что в моих руках скопились такие средства, которыми могли бы прокормиться тысячи людей? Не есть ли это достояние других людей, искусственно перешедшее в мои руки? И я нашел, что это именно так, что мои миллионы – это результат труда других лиц, и чувствую себя неправым, завладев их трудами», – подобные размышления побуждают его выделить огромный капитал для выдачи пособий рабочим, получившим увечья на приисках Якутской области, и семьям погибших.

После очередного путешествия по Европе, порабощенной страстью наживы, Сибиряков возрастает в любви православной духовной традиции. Он предпочитает вояжам паломничества. Его щедрые пожертвования на нужды храмов и монастырей вызывают недоумение у прежнего окружения. А поток просителей в его скромной съемной квартирке растет порой до четырехсот человек в день.

«Кто только из столичных бедняков не был у него в доме на Гороховой … Дом его обратился в место, куда шли алчущие и жаждущие», – писал очевидец. Его сострадание не было избирательным и соответствовало Евангельской заповеди: Просящему у тебя дай, и от хотящего занять у тебя не отвращайся (Мф. 5, 42). Сам он говорил: «Если просят, значит, нужно: если можно дать, то есть если имеются средства, то и нужно дать, не производя розыска». Понятно, что полного списка пожертвований «странного миллионера» не существует, так как благотворитель любил творить милостыню в тайне.

Нестяжатель или безумец?

Но были и те, кому не давала покоя доброта подвижника. Революционная интеллигенция полагала, что он ударился в мистицизм, а петербургский градоначальник Валь рапортовал наверх, что, раздавая деньги бесконтрольно, «робкий купчик» может поддержать революционеров.

Ситуация накалилась, когда осенью 1894 года Сибиряков пожертвовал монахине в пользу Угличского Богоявленского монастыря 147 тысяч. Перепуганная матушка сообщила о невероятной сумме в полицию, и градоначальник инициировал судебный процесс. Он обвинил мецената в сумасшествии и потребовал опечатать его имущество. Будущему иноку вменили в вину «безрассудную расточительность» на помощь Православной Церкви и ближним.

Возможно, это свыше попущенное испытание, закончившееся полным оправданием будущего инока, привело его к бесповоротному решению порвать с миром.

Губернское собрание признало Сибирякова здоровым, и миллионер был оправдан. Получив из ареста свой капитал, золотопромышленник перешел жить на подворье Свято-Андреевского скита под покровительство своего духовного отца иеромонаха, позднее архимандрита Давида (Мухранова). В течение двух лет послушник проходит монастырский искус и сворачивает дела. На средства Сибирякова на Афоне выстраивают грандиозный, в то время самый большой на Балканах – Свято-Андреевский собор.

Афонский инок

Окончательно Сибиряков поселяется на Святой Горе в 1898 году. Там его постригают в мантию с именем Иоанн в честь Иоанна Предтечи, а вскоре – в схиму с именем Иннокентий в честь святителя Иннокентия Иркутского.

О его монашеском подвиге известно мало. Но по свидетельству братии Свято-Андреевского скита, схимонах Иннокентий проводил нестяжательную и строго подвижническую жизнь (пять дней в неделю не вкушал горячей пищи, масло и вино употреблял только по субботам и воскресеньям). Прожил, «душевно оплакивая, что много времени потратил на суету и изучение мудрости века сего». Преставился схимонах Иннокентий в 41 год.

В 1910 году в журнале «Приходское чтение» писали, что он «столько сделал добра, что память о нем… останется у миллиона сибиряков». Но это имя было прочно забыто в России. Возможно, сказалась советская цензура, во времена безбожников не нуждавшаяся в «положительном примере для капиталистов».

На Афоне уверены, что он особо угодил Богу — выкопанные по афонскому обычаю кости подвижника оказались янтарно-медового цвета, что афониты считают признаком святости. С подачи действующего в Санкт-Петербурге Фонда имени Иннокентия Сибирякова Комиссия по канонизации Санкт-Петербургской епархии передала документы на прославление в Священный Синод.

Поделиться в: