Православное заволжье

Официальный сайт Покровской епархии

Русская Православная Церковь Московского Патриархата

Правила Церкви: прошлое и настоящее

Решая воцерковиться — приобщиться к христианству, люди зачастую считают своим первым долгом узнать, что и как нужно соблюдать, чтобы как-то оформить свою духовную жизнь. Каковы правила Церкви сегодня и какими они были раньше? Об этом мы решили поговорить с преподавателем церковной истории, кандидатом богословия, настоятелем храма святых равноапостольных Мефодия и Кирилла при Саратовском государственном университете протоиереем Кириллом Краснощековым.

— У православных проповедников, затрагивающих историю Церкви, можно встретить такую мысль, что до революции в России было два типа благочестия — крестьянский и дворянский. Что они собой представляли?

— Дело в том, что со времени петровских реформ в России имело место очень сильное разделение общества — на высшее сословие, к которому принадлежало дворянство, и простой народ. Это высшее общество в XVIII–XIX веках стремительно европеизировалось, и были моменты, когда из русского в этих людях оставались разве что фамилии. Франкомания, потом англомания захватывали русский высший свет, поэтому православная церковность большинства этих людей была формальной. Простой же народ, к которому можно отнести также купечество и мещанство, оставался приверженцем старины. И это не только другой тип благочестия — это другой тип жизни. Кстати, многие именно в петровских реформах видят истоки революции 1917 года и всех тех противоречий, которые ее породили.

Было ли у людей из высшей знати и простого народа разное восприятие богослужения? Давайте обратимся к Льву Толстому и вспомним Стиву Облонского из романа «Анна Каренина», который «в церкви лет двадцать не бывал и даже короткий молебен выдерживал с необыкновенной мукой». Таким был типичный представитель русской аристократии. А простой народ с удовольствием совершал паломничества по монастырям, выстаивал там многочасовые службы. Но и здесь все было далеко не идеально. Сохранилось множество воспоминаний духовенства, где служение в селах описывается довольно нерадостно. Это и зависимость священника от крестьянской общины — материальная прежде всего зависимость, и невежество людей… Саратовский пастырь второй половины XIX века, отец Александр Розов, вспоминал, как он двадцатилетним священником прибыл на приход и начал проповедовать крестьянам в храме. После его пламенной проповеди к нему подходят лучшие люди села, такой деревенский актив, и говорят: «Знаешь что, батюшка, вот до тебя у нас был священник, он нам читал из толстой книги, и мы знали, что он читал от божественного, а как ты языком молоть — это всякий сумеет». На что молодой пастырь с недоумением возразил: «Если я вам буду читать из толстой книги, вы же ничего не поймете!» — «А это не важно, — ответили селяне. — Зато мы знаем, что ты читаешь нам от божественного». — «И вот впредь, — пишет дальше отец Александр, — положу на аналой какую-нибудь книгу толстую и говорю. Они всем довольны».

Но все же надо сказать, что и в среде дворянства, и среди появившейся в XIX веке интеллигенции, и в среде крестьянства и купечества были и очень благочестивые церковные люди, подвижники веры. Все очень индивидуально.

— А что такое вообще благочестие, как можно этот термин объяснить?

— Я бы назвал благочестием образ жизни, согласный с Евангелием и с правилами Православной Церкви. Это идеал, к которому стремится каждый христианин, и если кому-то удается воплощать его более-менее полно, то этого человека можно назвать благочестивым.

— Какие правила Церкви сегодня необходимо исполнять? Кого с этой точки зрения можно назвать благочестивым христианином?

— Благочестивым можно назвать человека, соблюдающего многодневные посты, а также посты в среду и пятницу, что делать сложнее всего, потому что сорок дней поститься как-то легче, чем два дня в неделю придерживаться особого меню. Если человек это соблюдает — значит, он сильно мотивирован.

Я бы также назвал благочестивым того, кто исповедуется и причащается хотя бы в четыре многодневных поста, причем подходит к этому ответственно, и от исповеди к исповеди у него реально происходит духовная работа. Того, кто постоянно сравнивает свои поступки с Евангелием и задумывается над тем, как он выглядит в глазах Божиих. Того, кто устроил свою семейную жизнь в том русле, в каком это заповедует Церковь, и того, кто и свою профессиональную деятельность устраивает соответствующим образом.

— А именно?

— Не работает на тех работах, которые однозначно не являются благочестивыми. Кстати, в древней Церкви существовало огромное количество запретов на то, чем может заниматься христианин. Сейчас их гораздо меньше, но думаю, что и сегодня можно найти массу профессий, не соответствующих христианской жизни. Например, как-то ко мне подошла девушка и сказала: «Знаете, мне надо, наверное, поменять работу». Я спросил: «А кем Вы работаете?» — «Мастером в тату-салоне». И я с ней согласился, потому что раскрашивать кому-то тело для его тщеславия и после этого ходить причащаться — как-то не очень. Я уж не говорю про стриптизерш и так далее… Но даже в видах деятельности вполне обычных тоже бывают нюансы. К примеру, христианин не должен работать там, где требуется обманывать людей, вводить их в заблуждение.

К разряду благочестия я отнес бы и заботу человека о подобающем внешнем виде. Христианство очень внимательно относится к человеческому телу. Наша уверенность в Воскресении Христовом, а вместе с тем и в воскресении наших личных тел обязывает нас относиться к ним не как к темнице души, как это было в античности, а как к храму Духа Святого. Поэтому, я думаю, христианин не должен ходить с кольцом в носу, с булавкой в языке, в татуировках или в каких-то одеждах, которые вызывают у окружающих нечистые помыслы.

— А пластические операции Церковь тоже не одобряет?

— Если это операции, которые исправляют уродства у человека — например, если он пострадал в аварии, получил ожог или родился с какими-то неправильными ушами, вполне возможно внешность исправить. Вместе с тем для христианина неприемлемы пластические операции, вызванные погоней за вечной молодостью; за такого рода гонкой стоят глубокие духовные мотивы, прежде всего — дикий ужас перед смертью и перед старостью. Он вызван неверием в вечную жизнь, неверием в воскресение. И если цель пластических операций в том, чтобы человеку «всегда было тридцать пять», то к благочестию это никакого отношения не имеет.

— Я читала, что до революции считалось благочестивым причащаться один раз в год. Более частое причастие не приветствовалось и расценивалось как блажь…

— Благочестие может быть и ложным, об этом мы еще не сказали. Ложное благочестие я тоже вижу сплошь и рядом: когда вдруг женщины начинают одеваться в черное, подметать юбками грязь на улицах, заматываться платками… Обычно такое поведение связано с периодом воцерковления человека, потом это в основном само собой проходит, но у некоторых остается надолго. Практика редкого причастия до революции — это тоже ложное благочестие. Еще в XVII веке некоторые люди стали причащаться раз в пять, а то и в десять лет, и объяснялось это, как ни странно, собственным недостоинством: «Я недостоин принять Причастие, я слишком грешный, мне еще нужно потрудиться над собой…». Это с духовной точки зрения неправильно. Поэтому при Петре Первом выходят указы, требующие обязательного причастия раз в год и вместе с этим обязательной исповеди — прошедшим таинства даже давалась справка об этом. Относительно тех, кто за год не был хотя бы раз на исповеди и не причастился, могло быть проведено расследование: не раскольник ли, не сектант ли, не преступник ли, почему уклоняется? То есть это государство заставляло людей причащаться хотя бы раз в год. Это считалось необходимым минимумом, который позволяет вообще быть православными христианами. Потом, в XIX веке, ситуация начинает потихоньку выправляться в сторону более частого причащения, но все-таки вплоть до начала ХХ века причастие и исповедь один раз в год были для России нормой.

Сегодня у разных священников различные подходы к этому вопросу. Некоторые являются сторонниками правила древней Церкви, по которому христианин причащался каждый воскресный день. Кто-то считает, что сейчас и люди не те, и жизнь не та. Действительно, такое частое причащение может не соответствовать нашей к нему готовности. Если интересно мое мнение, я придерживаюсь здесь средней позиции. Причащаться надо не часто и не редко, по мере того, как человек к этому ощущает потребность и готовность, но хотя бы четыре раза в году — в многодневные посты; можно добавить еще Пасху, Рождество, День ангела, большие церковные праздники. И этого вполне достаточно, чтобы не выработалось привычки к этому таинству.

— Когда появилось в обиходе православных христиан утреннее и вечернее молитвенное правило?

— Частная домашняя молитва — это практика Церкви от первых дней ее существования. Ранние церковные памятники перечисляют часы, в которые молятся хрис­тиане, и их гораздо больше, чем утро и вечер — это часы службы нашей церковной: 1‑й, 3‑й, 6‑й, 9‑й час. Это очень древние молитвенные правила, которые разбивали сутки христианина на время сна, труда и молитвы. Но поскольку где-то в XVIII веке жизнь человека начала ускоряться, появилась практика утренних и вечерних молитв, а молитвы среди дня практически опускались — так же, как полуночные и прочие службы.

Очень многие священно­служители, в том числе святитель Феофан Затворник, писали о том, что основная проблема, связанная с молитвенным правилом, — это привыкание к нему. Когда мы привыкли к утренним и вечерним молитвам, они у нас уже сами собой воспроизводятся, и зачастую мысль куда-то улетает, собрать ее в слова молитвы становится сложно. Тогда, уж если совсем ничего не получается, нужно отложить молитвослов и взять что-то другое. Это могут быть и акафист, и Псалтирь, и просто текст Священного Писания — нужно внимательно читать их, чтобы мысль ваша зацепилась за новый текст и новые смыслы, которые этот текст несет. Через некоторое время можно опять вернуться к обычному правилу — можно, опять же, совмещать его с главой из Евангелия или из Ветхого Завета, с акафистом или кафизмой Псалтири… Это очень индивидуальные вещи, но главное, что молитвенное правило должно исчисляться не содержанием, а временем. Скажем, ваша утренняя молитва занимает двадцать минут — и вы в эти двадцать минут все что угодно берите и компонуйте. Вот тогда все должно получиться.

— Сегодня самый большой дефицит — это время. Возможно ли сочетать полноценную церковную жизнь — с большим количеством молитв, частым посещением служб — и жизнь мирскую, в которой работа, дети, семья… Как они сочетаются?

— Это серьезная проблема современности, безусловно. Если мы вспомним дореволюционное время, все двунадесятые праздники, а также последние три дня Страстной седмицы и первые три дня Светлой седмицы были выходными днями. Делали это для того, чтобы люди могли пойти в церковь. А сейчас — праздник Сретения Господня, а вам к восьми утра надо идти на работу, вот и весь праздник… По сути, церковь в будни — для пенсионеров, а наших молодых работающих прихожан мы видим только в воскресные дни. Это очень большая проблема, ведь во многих храмах совершаются ежедневные службы — и для кого они? Как ее решить, не знаю, могу только констатировать.

Сегодня люди, как и древние христиане, стали хрис­тианами воскресного дня. Наш годичный богослужебный круг формировался веками и окончательно сложился только ко второму тысячелетию. А христиане I–II века знали только один богослужебный день — воскресенье. И, как ни странно, мы оказываемся почти в той же ситуации. Но и то слава Богу, поскольку, например, в советское время, в 20–30‑е годы, чтобы и этот день отобрать, вводилась властями так называемая плавающая неделя, то есть на этой неделе у вас воскресенье выходной, на следующей  — понедельник, через неделю — вторник, и получается, что воскресенье было свободным лишь раз в семь недель. Это делалось не с целью повышения производительности труда, а именно для того, чтобы люди в храм не могли попасть.

— А должна ли Церковь как-то подстраиваться под современную жизнь общества?

— Наверное, должна, и разговоры о приходском уставе начались еще в конце XIX века. Идея была такая: пусть основное богослужение совершается в монастырях — они, в конце концов, для этого и предназначены, и те, кого тянет на пятичасовые всенощные, могут отправиться в монастырь и молиться там. А для тех, кто живет в городском ритме, у кого напряженная работа, семья, дети, должен быть приходской устав — облегченный, с сокращенным динамичным богослужением. Кстати, во дворцовых храмах в начале ХХ века всенощная длилась один час. Сейчас у нас меньше, чем за два часа пятнадцать минут, ее никак не отслужишь, а вот у Николая II всенощная была час — это к разговору о приходском уставе. Поместный Собор 1917–1918 года, скорее всего, принял бы его, но не успел закончить свою работу — большевики его разогнали; потом началось советское безвременье, и сейчас к этому вопросу пока не возвращались. Но я глубоко уверен, что приходской устав нужен.

— Что можно посоветовать людям, которые вроде бы и готовы воцерковляться по всем правилам, но у них не всегда хватает на это времени, сил и знаний? Как все же совместить напряженную мирскую жизнь с жизнью церковной?

— Я бы посоветовал таким людям читать раннюю христианскую литературу — II–III века, поскольку в ней можно найти ответы на массу вопросов о том, как жить христианину в нехристианском обществе.

Газета «Православная вера», № 05 (721), май 2023 г.

Поделиться в: