Благодаря за каждый день…

Настоятельница обители игумения Феодосия Бессонова) — немолодой уже человек, и за десяти­летия нелегкой монашеской жизни пришла к убеждению: главное — благодарить Бога за каждый про­житый день.

— Эти слова — «слава Богу за всё» — остав­лены нам в наследство святыми, прожившими зем­ную жизнь в скорбях и лишениях, и они не сразу становятся твоими, эти слова, — говорит матуш­ка. — В начале пути у тебя еще много иллюзий, много порывов — может быть, и неплохих, ведь каждый человек призван к святости. Но, проживая эту жизнь, ты видишь, насколько человек по природе своей падшей слаб, как удобопреклонна его при­рода ко греху. Заповеди Христовы настолько ясны, ветлы, просты, что кажется — как их не испол­нить! Но, оказывается, исполнить их совсем непросто. Известны слова о монашеской жизни: «Упал — вставай, опять упал — опять вставай, и так до конца ней твоих». И сколько даже за один день этих самых «упал-вставай» — порой и не сосчитаешь. И все время себя спрашиваешь, где обрящешься — и в конце дня, и в конце земной жизни. И потому — лава Богу за каждый день, в котором мы можем не только падать, но и вставать, за то, что Он через наши ошибки не дает нам возгордиться и научает мирению… И за этот дикий голубой цветок цико­рия, который расцвел у нашей дорожки.

* * *

А сейчас немного истории. Свято-Алексиевская женская обитель в 2022 году «потихоньку и нешироко» (выражение матушки Феодосии) отметила два юбилея: 25-летие официального открытия монасты­ря и 30-летие возвращения сюда, в это намоленное, а затем поруганное место молитвы и духовной жизни. Еще в 1848 году епископ Саратовский и Царицынский Афанасий (Дроздов) приобрел участок земли на горе, близ мужского Спасо-Преображенского монастыря, чтобы устроить на нем архиерейскую дачу. Со временем там образовался мужской скит Преображенской оби­тели; поскольку скит стоял над монастырем, в народе его стали называть Верхней Монастыркой. В 80-х го -дах XIX века, при епископе Павле (Вильчинском), был выстроен храм во имя святителя Алексия, митрополи­та Московского.

23 января 1918 года декретом СНК РСФСР Алексиевский скит был отчужден у Русской Православной Церкви. Храм обезглавили — снес­ли пять куполов и звонницу. Сад частично вырубили. В 1929 году в скиту разместили детский противоту­беркулезный санаторий, а позже — гинекологическую больницу, в стенах которой было убито немало неродив­шихся детей. В память о них в подклети храма в честь Смоленской иконы Божией Матери в 2011 году был устроен и освящен храм в честь святых мучеников — убиенных Иродом младенцев Вифлеема… Но это мы забежали вперед. К началу 90-х на землях скита нахо­дились и офтальмологическая клиника, и горнолыж­ная база, и частная застройка. Вопрос о возвращении территории скита Церкви решался при актив­ном участии архиепископа Саратовского и Вольского Пимена — долго и трудно. Наконец, всех «квар­тирантов» как-то расселили, и на Пасху 1992 года здесь, на горе, было совершено первое богослужение. Монастыря тогда еще не было — были просто Свято-Алексиевский храм и его настоятель — протоиерей Владимир Захарич, в иночестве архимандрит Василий. Образовалась приходская община, бескорыстными трудами которой это место все более облагоражива­лось. 21 июня 1993 года Свято-Алексиевский скит посетил Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II.

25 декабря 1997 года решением Священного Синода Русской Православной Церкви Свято-Алексиевский скит был преобразован в Свято-Алексиевский женский монастырь, первой насто­ятельницей была назначена монахиня Анна (Аникеева)… та самая, которая в незапамятном 1999 году после непонятного мне тогдашней все­нощного бдения вдруг спросила меня: «А ты креще­ная? Приходи завтра, мы тебя покрестим бесплат­но». Кстати, в ту пору только здесь, в Алексиевском, взрослых крестили полным погружением — больше купели не было нигде.

Ну а монахиня Феодосия (Бессонова), воспитан­ница Свято-Никольского Черноостровского монасты­ря в Малоярославце, приехала сюда в декабре 2003-го и была утверждена исполняющей обязанности насто­ятельницы. 19 лет, по ее словам, пролетели как одно мгновение… С 2004 года она — настоятельница оби­тели, с 2008-го — игумения. Сейчас под ее духовным началом и опекой — двадцать сестер разного возрас­та и разных, подчас непростых судеб. Матушка про­читала мне вслух «белые» стихи одной из инокинь — я не буду приводить их здесь, передам только смысл: всеми слезами своего детства я выстрадала для себя этот духовный рай, этот монастырь на горе.

* * *

В будний день на утренней службе почти нет при­хожан — только сестры да монастырские трудницы. И не вдруг скажешь, чем оно отличается — богослу­жение в монастыре, если чин тот же, что и в любом православном храме. Наверное, тишиной: не в аку­стическом смысле слова, а тишиной внутренней, отсутствием всего того, что приносим мы в храм из шумного и многословного мира, сосредоточенно­стью молящихся… Нет, конечно, они сами не хотят, чтобы мы их идеализировали и превозносили. У них тоже есть причины рассеиваться во время службы. Но есть и причина собирать себя вновь.

Прямо передо мною — одна из наиболее чти­мых святынь обители, Смоленская икона Божией Матери. На ней много нитей, увешанных знака­ми благодарения за исполнившиеся молитвы — крестами в основном, обычными, маленькими и скромными. Рядом — мощевик с частицами мощей святых Киево-Печерских угодников. Вот чьих молитв нужно сегодня просить — о единой Святой Руси и единой Церкви!

Известно выражение: монах не тот, кто ушел из мира, а тот, кто для мира умер. Уйти от мира не получается: всеми своими бедами и скорбями он стучится в двери монастыря. Каждый день здесь молятся об упокоении воинов, погибших в ходе спецоперации. Каждый день здесь просят Бога о мире и отвращаются осуждения.

Для многих мирян монастырь становится и духов­ной, и душевной лечебницей. Матушка рассказывает мне о женщине, которая потеряла сына — военного летчика: он прошел Сирию, благополучно вернул­ся домой и здесь, в своей воинской части, был убит солдатом-срочником, обезумевшим из-за какой-то обиды. Женщина не могла есть, не могла спать, она практически не могла жить, только спрашивала: почему же так, зачем, за что? И что можно было ска­зать ей в утешение? Ей просто предложили пожить в монастыре. Живя в обители, она молилась вме­сте со всеми, исповедовалась и причащалась, тру­дилась, помогая сестрам. И за месяц стала совсем другой, ожила, начала улыбаться. К тому же выяс­нилось, что невестка ее, вдова сына, осталась после него непраздной. И теперь уже родился мальчик, и у новоначальной бабушки, которая совсем недавно не находила в себе сил жить, есть и силы на жизнь, и смысл жизни, и радость ее, и главное — вера.

Литургия совершена. Сестры причастились Святых Таин — и вот я с ними вместе под пение Успенского тропаря иду в трапезную. Матушка Феодосия уже сказала мне, что главное — ни при каких обстоятельствах не нарушать уставного тече­ния монастырской жизни. Все вовремя, все тихо, стройно, без суеты. И трапеза эта, скромная мона­стырская трапеза, дает человеку то, что не дадут никакие домашние вкусности и никакие ресторанные блюда. Жить в монастыре — счастье? Да, но очень-очень трудное. Матушка Феодосия не скрывает: монастырское общежитие — это непросто, ведь никто, перешагнув порог, не становится враз анге­лом во плоти. Да не то что враз, а вообще не стано­вится. Но это то самое — «упал-вставай».

Долгое время при Свято-Алексиевском мона­стыре действовал приют для девочек. Несколько лет назад было принято взвешенное решение: выпустив в большую жизнь последних воспитан­ниц, деятельность эту прекратить, потому что для нее нет условий. Но долг перед теми, кого когда-то сюда привели или принесли, исполнен до конца. Вот фотографии: азартная девчушка летит вперед на трехколесном велосипеде, монахиня пытается подстраховать ее от падения. А вот монастырские воспитанницы на Черном море, в Киеве, на див­ном острове Кипре, на Святой Земле… Все окончи­ли Покровскую православную гимназию. Кое-кто уже создал семью. И, конечно, они не теряют связи с сестрами Алексиевской обители.

Не так давно у монастыря появилось город­ское подворье: такое решение принял митрополит Саратовский и Вольский Игнатий. Подворьем стал храм в честь Воздвижения Креста Господня, располо­женный в единственном уцелевшем здании уничто­женного советской властью Крестовоздвиженского женского монастыря; многие сестры этой обите­ли прошли через ГУЛаг, настоятельница — игуме-ния Антония (Заборская) — умерла на 73-м году жизни в тюремной больнице. Ее похоронили тогда на Воскресенском кладбище, а в 2013 году было совершено перезахоронение останков на территории Свято-Алексиевского монастыря. Можно надеяться, что с созданием подворья еще более окрепнет пре­емственная связь меж двумя женскими обителями. Ничто ведь не случайно в этом мире.

Матушка Феодосия показывает мне монастырскую территорию: плантация лекарственных трав, теплица, делянка тыквы, сад, где, кроме замечательных яблок, созревают грецкие орехи. Я без конца отвлекаюсь на фотоаппарат, потому что с разных сторон открыва­ются разные — и один другого краше — виды на мона­стырские храмы и гору. Мы доходим до монастырско­го кладбища. Уже десяток скромных могил… Матушка говорит, что сама очень хотела бы упокоиться здесь, и вспоминает последние слова одной из ушедших в веч­ность сестер: «Я готова — я всех люблю».

Вы знаете, я колебалась: сообщать ли читателю, чем стал Свято-Алексиевский монастырь для меня, автора. Ведь этот очерк — вовсе не о моем личном пути, и при чем тут, кажется, мое крещение… И все же решилась об этом написать, потому что Бог всегда приводит нас туда, куда нам вот сейчас на самом деле надо. И сюда, в бывшую Верхнюю Монастырку, ныне Свято-Алексиевский женский монастырь, Он при­вел многих. Кто-то сделал здесь выбор на всю жизнь, а вернее, на всю вечность, приняв иноческий постриг; кто-то просто помолился у монастырских святынь и ушел, сохраняя в сердце тепло… Но и это тоже событие. Каждая встреча с монастырем — событие, неслучайное и необратимое.

Журнал «Православное Поволжье», № 2 (2022 г.)